Кэри разбудил шелест дождя. Открыв глаза, она несколько секунд не могла понять, где находится. А потом вспомнила все и сразу.
Чужой дом. И леди Эдганг.
Разговор.
Яд во флаконе. Стилет, который был спрятан под подушкой.
Комната и затянувшееся ожидание. Оден из рода Красного Золота.
Его побег.
Ночь.
И вот утро, которое Кэри встретила в чужой постели. Она лежала, ждала и дождалась: в замке повернулся ключ.
– Доброе утро, – сказал Виттар, глядя куда-то в сторону.
– Доброе… – Кэри, чувствуя, как заливается краской, поспешно натянула одеяло до самого подбородка.
– Леди… к моему величайшему огорчению, – огорченным Виттар из дома Красного Золота не выглядел, – я вынужден сообщить вам неприятные новости.
Сердце ухнуло в пятки. Или в желудок, который совершенно неприличным образом заурчал, но хозяин дома сделал вид, что не слышит. Он перевел взгляд на окно, по-прежнему затянутое серой рябью.
– Леди Эдганг скончалась.
Кэри едва одеяло не выпустила. И только и сумела, что кивнуть.
Скончалась?
Приняла все же яд? Или…
– У леди оказалось слабое сердце. Не выдержало волнений. – Виттар поклонился, а Кэри ответила рассеянным кивком. Не очень-то вежливо, если разобраться, но она совсем растерялась. Сердце? Леди Эдганг жаловалась на суставы, на желудок, не привыкший к грубой пище, на печень, на погоду, неуклюжесть Кэри, ее голос, дурные манеры, медлительность, глупость, уродливость, с которой приходится мириться, на все, но только не на сердце.
Виттар молча ждал вопросов, но Кэри прикусила губу: возможно, сейчас как раз тот момент, когда следует промолчать. И поверить.
А еще сдержать вздох облегчения.
– Я пришлю вам горничную, которая поможет одеться.
– С-спасибо.
А дальше что?
Ее прогонят? Или вернут во дворец, где Кэри предстоит встреча с королевой, которая будет огорчена подобным поворотом дела? Или велят отправляться в поместье… куда-то еще?
– Леди, – Виттар не спешил ее оставить, хотя по-прежнему старательно избегал смотреть на Кэри, – мне очень жаль.
Но пояснять, чем вызвана его жалость, он не стал.
Ушел.
И горничная, которая появилась тотчас, суетливая, нервозная, тоже не произнесла ни слова. Она помогла умыться и подала платье, темно-синее, строгого покроя, которое, пожалуй, могло бы сойти за траурное.
…Траур по Сверру носить запретили. Да и по леди Эдганг вряд ли позволят. Род Лунного Железа не заслуживал слез.
Утренний ритуал шел своим чередом.
Нижняя рубашка. Чулки. Корсет, чехол… дышать становится тяжело, но Кэри терпит. Тяжесть турнюра. Мягкая шерсть чужого наряда – подарки королевы явно перешивались наспех, и платье оказалось великовато в талии. Два ряда аметистовых пуговиц, с которыми тонкие пальчики горничной управляются играючи. Белое кружево воротничка – его закрепляют на крючках. И девушка долго возится, выравнивая складки, морщится, пытается уложить их, скрывая мелкие недостатки наряда. Закалывает булавками.
Подает манжеты в тон.
– Вам очень идет, леди, – это единственные слова, которые позволяет себе девушка. Она тоже опасается встречаться с Кэри взглядом.
Осуждает?
Слез все равно нет.
Когда рассказали про Сверра, Кэри плакала, и все решили, что плачет она от горя. А сейчас…
…Под лестницей много пыли, и Кэри знает, что ей никак нельзя находиться здесь. Ей вообще не стоит покидать своей комнаты, но там скучно. В деревне, где Кэри жила раньше, никто и никогда ее не запирал и не запрещал ходить, где только вздумается.
Там было хорошо, и Кэри хотела бы вернуться. Но отец сказал, что она слишком взрослая уже и ей надо учиться быть леди. Кэри не очень понимает, как это, но она постарается, не для себя – для отца.
Она уже знает, что леди носят колючие чулки, даже если не хочется, и не пытаются заворачивать кошку в подол платья. И поэтому руки у них чистые, без царапин.
