В лицо бьет ветер, и роза падает из рук. Черная на белом.
И красный мазок ее, Кэри, пальто. Надежные руки мужа.
– Что случилось?
Ничего.
Просто страшно.
– Забери меня. – Она цепляется за эти руки, прячет лицо у него на груди, слушает, как колотится сердце, и успокаивается его звуком. – Пожалуйста, забери меня отсюда…
– Вечером мы уедем.
– Далеко?
– Далеко. – Его ладонь скользит по ее щеке, стирая слезы талого снега. – Помнишь, я обещал показать тебе море?
Дом провожал хозяев, готовый уснуть. Раскрывались сундуки, выпуская белесые простыни чехлов, которые лягут, укрывая мебель от пыли. Поворачивались к стенам зеркала. И старый клавесин закрылся на замок. Брокк прошелся по библиотеке, прощаясь с книгами.
Расставание будет недолгим.
Он вернется.
Когда?
Сложно сказать…
– Надеюсь, не отвлеку вас, мастер. – Кейрен из рода Мягкого Олова ныне вырядился в черное. Ему не идет. В этом мире и так с избытком черноты, да и сам Кейрен чувствует себя на редкость неудобно. Он то и дело трогает лацканы пиджака, какого-то нарочито широкого, точно чужого, гладит рукава и круглые покатые пуговицы. Они выточены из белого камня и кажутся глазами.
Нелепость какая.
– Пришли попрощаться? – Брокк коснулся чехла. Грязный, пусть белый, но все одно грязный.
– Скорее сказать «до свидания». Мне кажется, что мы еще встретимся.
– Письма прекратились.
– Но мы оба знаем, что это ровным счетом ничего не значит. Вы не откажетесь прогуляться?
– Вы не в моем вкусе.
– Потерпите. В последнее время мне легче думается на ходу…
– И полагаю, что вне стен дома?
– Именно, мастер. Видите, как хорошо мы с вами друг друга понимаем.
Вежливая улыбка. И черное пальто.
– Вам не идет этот цвет.
– Знаю. – Кейрен вытащил платок и, наклонившись, вытер ботинки. – Но… смерть коллеги – это горе… вы ведь были знакомы с Филиппом?
Брокк кивнул. Знакомством это назвать было сложно, скорее случайная встреча на пристани. И все-таки он помнил человека с трубкой.
– Вы были близки? – поинтересовался Брокк.
Зима входила в свои права. И снегопад, начавшийся накануне, усиливался. Облака опустились ниже, громадные гнилые рыбины. Из раздутых брюх сыплется снег, пахнущий дымом и тленом.
– Как оказалось, да… в какой-то мере.
Парк изменился. Дорожки замело, и тонкое покрывало снега скрыло бурую листву.
– Полковник Торнстен сказал, что имел с вами беседу. – Кейрен заложил руки за спину. В нелепом пальто, пусть и дорогом, но скроенном по новой моде широким и коротким, он походил на черного голенастого аиста.
– И с вами, полагаю, также?
– Именно.
– В доме…
– В последнее время, мастер, мне сложно доверять что домам, что людям.
– А я?
– Считайте себя исключением. – Кейрен остановился у развилки. Старый куст шиповника ощетинился колючками, на нижних ветвях еще остались ягоды, пусть и сухие, но чересчур яркие для сегодняшнего дня. – Я принес бумаги Ригера.
– Благодарю.
– И буду вам признателен, если… эти бумаги были переданы в архив, а архив, вот несчастье, горел прошлым вечером… пострадал третий сектор.
– Тот, где…
– Именно.
Папка появилась из-под полы. И исчезла под полой же, Брокк прижал ее локтем.
– Они не остановятся, верно? – Кейрен спрашивал не о Лиге Справедливости, которая вдруг исчезла сама собой, но о людях, за ней стоявших.
– Не остановятся, – подтвердил Брокк. – Эксперимент завершен, и я полагаю, что успешно…
Он стряхнул с ветки липкую зимнюю шубу.
– И что дальше?
– Понятия не имею, – признался Брокк. – Зависит от того, насколько результаты реальные совпадали с полученными… и у меня есть одна идея, но она совершенно безумна.
– Ничего, мастер, в последнее время я начинаю думать, что в безумии имеется своя логика.
Его смешок спугнул синиц.
– Вы ведь слышали о теории приливов?
Кейрен поклонился.
– Это когда считается, что сила жилы – величина непостоянная?
– Именно.
Брокк остановился у аллеи статуй. В темной раме окна виднелся женский силуэт.
– Чем старше жила, тем сильнее выражены колебания, но опять же сглажены временем. У молодых жил максимум наступает раз в пять-шесть лет, но прилив слабый, мощность увеличивается процентов на десять… у старых… это разы, Кейрен. Или десятки раз… – Брокк коснулся белой ступни шута, чье лицо исказила болезненная гримаса. – Прилив длится от нескольких минут до нескольких часов.
