— Вы пришли спасти нас, — прошептал Калкс, глядя на астартес со смесью страха и изумления.
Мефистон проигнорировал его, обозревая сцену устроенной им кровавой бойни. Все, что не было им уничтожено, теперь сносили его штурмовые отделения, проносившиеся меж тонущих армий, оставляя за собой клубы прометиевого дыма. После таких проходов орки и машины рассыпались под шквальным огнем болтеров.
— Когда это началось? — Мефистон говорил тихо, несмотря на шум битвы.
— Милорд?
— Отравление разума ваших людей. Когда это началось? Когда они стали выходить из строя?
— Двенадцать дней, три часа и двадцать семь минут назад. Первый зарегистрированный случай произошел с инфокузнецом. Я слышал о…
Калкс прервался на полуслове, когда сквозь облака промчалась тень и устремилась к ним. Это оказалась одна из грубо сколоченных летающих машин орков, представляющая собой реактивную турбину с кривыми крыльями и нелепо огромным количеством пушек, приваренных к фюзеляжу.
Хламолет несся прямо на них, выплевывая смазку, извергая дым и на ходу теряя листы брони. Летчик, по сути, превратил крушение в лобовую атаку, выделив Мефистона в качестве конечной цели. Улучшенная оптика Калкса увеличила изображение орка за штурвалом, и техножрецу предстали уродливые звериные черты, перекошенные от маниакальной ухмылки: зеленокожий пытался сладить со своим дребезжащим леталом.
Открывать огонь было уже поздно, и потому Калкс забормотал молитву.
За несколько секунд до столкновения самолет вдруг замер, и противная ухмылка пилота сменилась окровавленной маской.
Битва остановилась. Кровавые Ангелы повисли в воздухе, болтерные пули, покинувшие стволы, застыли в нескольких сантиметрах от дул. Неподвижные войска скитариев тянулись в агонии к расчерченному ракетами небу. Даже бурный поток, бивший из проломанной дамбы, замерз серебристой горой; тысячи тонн воды просто повисли.
Мефистон же, наблюдавший эту странную картину как ни в чем не бывало, неторопливо достал из-за пазухи хрустальный флакон и вылил из него каплю алой жидкости. Капля остановилась на уровне его лица, переливаясь, словно рубин.
— Скорее всего, ты ошибаешься, — заявил он. В странной тишине его голос разнесся причудливым эхом.
— Ошибаюсь, милорд?
— Психическое заболевание должно было проявиться раньше, — мягко, но настойчиво произнес Мефистон. — Подумай лучше.
— Милорд, мои церебральные схемы вручную собрали на Марсе в соответствии с ритуалами, предписанными самим генералом-фабрикатором. Моя память благословлялась и повторно освящалась в храме Всех знаний, пока…
Мефистон навис над ним.
— Слепота началась больше года назад. Я почувствовал ее, едва покинул сектор Америтус.
— Слепота? У нас ее не зафиксировано, милорд. Порча имела духовную природу, а не физическую. De spiritualibus-daemonium… — Глазные имплантаты магоса откатились обратно под капюшон, и он махнул рукой на трупы своих подчиненных. — Это отвратительнее слепоты. Это деградация. Она превратила нас в животных.
Мефистон покачал головой.
— Это, должно быть, то самое место. Вот причина моей слепоты. Все мои предсказания указывали сюда. — Он смотрел уже не на Калкса, а на башню связи, преграждавшую вход в долину. — Даже ум, закаленный на Марсе, может ошибаться.
Магос явно возмутился подобной репликой:
— Милорд, нет никого набожнее…
— Невежество — мать набожности.
На короткий миг Мефистон вперился в Калкса холодным взглядом, а затем отвернулся, вытащил из-под одежды нож и начертал что-то на разрушенной стене дота. После он небрежно взмахнул клинком, а когда отступил назад, Калкс увидел на камне замысловатый рисунок — фрагмент звездной карты. Мефистон капнул на нее кровью, и изящные сферы и дуги завращались, скользя по крошащемуся скалобетону. Даже на такой необычной карте Калкс смог узнать очертания материков самой большой из представленных планет.
— Гидрус-Ультериор, — пробормотал он.
Мефистон пристально разглядывал каждую обозначенную линию.
— Все указывает на это.
Он смахнул изображение и повернулся к капле, которую оставил висеть в воздухе. Ангел коснулся ее кончиком пальца, нарушая покой, и она плюхнулась на каменное крошево.
