Голод злым медведем выл и рычал у нее в животе, но вокруг не было никакой сытной еды. Иногда попадались низкорослые кустики, в которых Каллик находила немного ягод, но этого хватало лишь на то, чтобы держаться на лапах, и Каллик не могла заглушить сосущую боль пустого желудка.
Солнце все сильнее и сильнее припекало ее густую белую шкуру, и Каллик мучительно тосковала по прохладе льда. Болели лапы, содранные о камни и исколотые о колючую траву; семена и колючки нацеплялись в шерсть, застревали под когтями. Кругом не было ни ручьев, ни озер — только бесконечная и бескрайняя грязь.
«Неужели мне действительно нужно было идти по лунной дорожке? Может, это был просто обман зрения? Почему мне пришлось уйти от Путеводной Звезды? Если бы я пошла на нее, то сейчас была бы возле моря…»
Каллик так глубоко ушла в свои невеселые мысли, что вздрогнула, когда в ветвях куста порыв ветра зашуршал. Она испуганно обернулась, больше, чем когда-либо, уверенная в том, что за ней кто-то следит, но кругом была все та же неподвижная пустота.
— Кто здесь? — прохрипела Каллик, и не узнала своего голоса. Он стал похож на скрежет камней, трущихся друг об друга. Каллик уже не помнила, когда в последний раз говорила вслух. Кажется, она уже целую вечность была одна…
Каллик насторожила было уши, но тут же вздохнула. Наверное, она совсем выжила из ума, если ожидает ответа! Только сейчас маленькая медведица поняла, как надеялась на этот ответ, как устала от своего бесконечного одиночества и молчаливого пути по бескрайней топкой равнине.
Повернувшись, чтобы продолжить путь, Каллик наступила прямо в кустик каких-то болотных растений, откуда роем вылетела туча насекомых. Жужжа, как огнезвери, они ринулись ей в глаза, облепили уши и пересохшие губы. Утопая в грязи, Каллик поднялась на задние лапы и принялась яростно размахивать передними.
— Ррррр! Убирайтесь! Ой, больно же, не кусайтесь! — рычала она.
Но крошечные черные мошки ловко уворачивались от ее огромных лап.
Они заползали ей в глаза, забились в нос и в уши, кишели на морде, так что Каллик хотелось рвать когтями шкуру, лишь бы вычесать их. Не помня себя, она бросилась бежать по болоту, спотыкаясь на кочках и ямах с водой. Но как ни пыталась Каллик согнать с себя кусачий рой, насекомые словно приклеились к ее шерсти.
Вскоре под лапами Каллик загудела твердая земля. Облепленная мошками, она остановилась и попыталась отряхнуть лапы от грязи. Внезапно откуда-то повеяло прохладой пещеры. Моргая, Каллик уставилась вперед сквозь облако донимавших ее насекомых, и увидела пологий холм, вздымающийся посреди ровной тундры. Она со всех лап помчалась вперед, взобралась на его вершину и заметила темное отверстие, зиявшее с другой стороны склона. Охнув от облегчения, Каллик скатилась вниз. Насекомые еще какое-то время продолжали терзать ее, но потом, почувствовав, что стало темно и холодно, с жужжанием вылетели обратно на солнце. Несколько мгновений Каллик сидела зажмурившись, дожидаясь, пока станет тихо и кожа перестанет зудеть от укусов.
Наконец, все еще тяжело дыша, она открыла глаза и огляделась. Пещера оказалась всего-навсего неглубокой нишей под изогнутым сводом. Над головой у Каллик был большой камень, покоившийся на двух скалах. Скалы были сверху донизу покрыты какими-то странными знаками, вырезанными прямо в камне, и, обнюхав их, Каллик уловила слабый запах плосколицых. Значит, это плосколицые поставили тут камни и нацарапали на них какие-то значки? Но зачем плосколицым понадобилось строить пещеру в этом пустынном месте? Каллик пожала плечами. Кто их поймет, этих плосколицых? Да и какое ей до всего этого дело? Главное, они давным-давно ушли отсюда.
Туча насекомых все еще жужжала у входа в пещеру. Каллик испуганно вжалась в стену подальше от входа и вздохнула.
— Не залетайте сюда! — умоляюще прошептала она, не в силах отвести глаз от зудящих мошек. Голос ее все еще был хриплым, как тявканье моржа. — Убирайтесь! Найдите кого-нибудь другого, чтобы мучить. — Она недовольно фыркнула и поспешно добавила: — Я знаю, что вы меня все равно не слышите. Это я сама с собой разговариваю!
