Фотография, несчастливый билет, «чертовы ворота» перед кладбищем, увиденное прямо перед отъездом ДТП, по нелепости сравнимое с чередой тех событий, которые спустя всего пару недель привели в больницу Медведя, и тоже с черепно-мозговой травмой.
Он был за стенкой, в палате, но в то же время где-то не совсем рядом, а может быть, и очень-очень далеко. Глубокую мозговую кому третьей степени вполне можно приравнять к отсутствию. Но я все время разговаривала с ним, ни минуты не сомневаясь в том, что он меня слышит.
Мы никогда не были суеверными людьми, и теперь я одна пыталась разобраться: что должна была делать со своими мимолетными предчувствиями, могла ли изменить ход событий?
И что я должна делать, чтобы в моей белой Вселенной произошло чудо, и я смогла закричать коридору, окну и железным стульям, минута за минутой, час за часом, день за днем ждавшим известий вместе со мной:
– Мы победили! Медведь выжил!
Страшнее всего – бессилие. Сложнее всего принять этот факт и согласиться с тем, что ты ничего не можешь сделать.
В обычной цветной жизни из любой ситуации всегда есть выход, ты всегда можешь что-то преодолеть, осилить, очень захотеть и достичь, ну хотя бы попробовать, попытаться.
В больничной Вселенной я была бессильна. И это отсутствие силы и возможности что-то изменить – тоже самой крайней, последней степени.
Все зависело от других – здесь, за стенкой, где пытались спасти жизнь, и где-то там, за гранью понимания, где ее дают и забирают… А ты сидишь и ждешь, и стискиваешь в ладони икону, и прижимаешься к холодному стеклу.
От бессилия нарастал поток звонков в больницу. Он уже вышел из-под моего контроля и теперь был способен скорее навредить, чем помочь. Сначала я искала знакомых в этой больнице, теперь безуспешно пыталась их сдержать. Просьбы не звонить и не отвлекать врачей уже не действовали, механизм взаимопомощи был запущен, и временами мне казалось, что у половины города есть знакомые в этой больнице.
Тут работали друзья, друзья друзей, соседи по дому, даче и палате пионерского лагеря «Буревестник» второй смены 1983 года, и даже бывшие любовники.
– Срочно поднимайся в отделение к нейрохирургам. Все удивляются, почему родственники к ним не подходят, а только звонят, звонят, звонят, – озабоченно командовали люди, которые сами же и звонили.
Я соглашалась и оставалась на месте, потому что знала, что не могу к ним идти. Не могу, потому что не имею права. Не имею права, потому что не хочу слышать то, что они будут мне говорить. Если я поверю им, они отнимут у меня надежду и веру в Медведя. А этого нельзя было допустить. Верить и бороться надо до конца, даже если ты бессилен в самой крайней, последней степени.
Медведь жив? Жив! Больше мне ничего не надо.
– Ты только не умирай, Медведь!
Врачи выходили в двенадцать утра и шесть вечера.
12:00 и 18:00. Самое страшное время. Это время новостей из безлюдного коридора с ровным светом. Все остальное время – пропасть, и если заглянуть в нее, то увидишь отчаяние в обнимку с надеждой, но лучше не заглядывать. Лучше вообще не думать. Закрыть глаза и сидеть.
В машине Медведя я нашла ежедневник. Может быть, он поможет мне понять случившееся… Вместе с рабочими записями в нем были личные заметки, и он больше напоминал дневник. Такой краткий мужской дневник – о работе, машине, подсчеты, списки игроков на футбольные игры, ох уж мне этот футбол тридцатилетних мужчин… Обо мне? Да, обо мне. Он же не знал, что я буду читать эти записи: «Ходили с Машенькой в кафе, день рождения Машеньки…»
В последние дни мне часто приходилось отвечать на глупые вопросы. Он много пил? А наркотики принимал? У вас вообще все хорошо было в семейной жизни? Ты, конечно, прости за неуместный вопрос, а на стороне у него никого не было? Ты уверена?
Вопросы эти, наверное, сами по себе уместны и не глупы, ведь надо же хоть с чего-то начать, чтобы попытаться объяснить, как человек мог оказаться на оживленной загородной трассе в четыре часа утра. Но только все они не о Медведе.
Ну как мне объяснить не знающим его людям, что он с детства занимался спортом и следил за здоровьем. Бегал в парке, был капитаном команды, несколько раз в неделю после работы играл в футбол. По утрам сквозь сон я слышала равномерное постукивание – он прыгал со скакалкой! Что мне сказать им… А вы давно прыгали со скакалкой, чтобы не набрать лишних килограммов от сидячей работы? Может быть, вы принимаете наркотики?
