Попова. Позвольте, так кто же, по-вашему, верен и постоянен в любви? Не мужчина ли?
Смирнов. Да-с, мужчина!
Попова. Мужчина! (Злой смех.) Мужчина верен и постоянен в любви! Скажите, какая новость! (Горячо.) Да какое вы имеете право говорить это? Мужчины верны и постоянны! Коли на то пошло, так я вам скажу, что из всех мужчин, каких только я знала и знаю, самым лучшим был мой покойный муж... Я любила его страстно, всем своим существом, как может любить только молодая, мыслящая женщина; я отдала ему свою молодость, счастье, жизнь, свое состояние, дышала им, молилась на него, как язычница, и... и - что же? Этот лучший из мужчин самым бессовестным образом обманывал меня на каждом шагу! После его смерти я нашла в его столе полный ящик любовных писем, а при жизни - ужасно вспомнить! - он оставлял меня одну по целым неделям, на моих глазах ухаживал за другими женщинами и изменял мне, сорил моими деньгами, шутил над моим чувством... И, несмотря на всё это, я любила его и была ему верна... Мало того, он умер, а я всё еще верна ему и постоянна. Я навеки погребла себя в четырех стенах и до самой могилы не сниму этого траура...
Смирнов (презрительный смех). Траур!.. Не понимаю, за кого вы меня принимаете? Точно я не знаю, для чего вы носите это черное домино и погребли себя в четырех стенах! Еще бы! Это так таинственно, поэтично! Проедет мимо усадьбы какой-нибудь юнкер или куцый поэт, взглянет на окна и подумает: "Здесь живет таинственная Тамара, которая из любви к мужу погребла себя в четырех стенах". Знаем мы эти фокусы!
Попова (вспыхнув). Что? Как вы смеете говорить мне всё это?
Смирнов. Вы погребли себя заживо, однако вот не позабыли напудриться!
Попова. Да как вы смеете говорить со мною таким образом?
Смирнов. Не кричите, пожалуйста, я вам не приказчик! Позвольте мне называть вещи настоящими их именами. Я не женщина и привык высказывать свое мнение прямо! Не извольте же кричать!
Попова. Не я кричу, а вы кричите! Извольте оставить меня в покое!
Смирнов. Заплатите мне деньги, и я уеду.
Попова. Не дам я вам денег!
Смирнов. Нет-с, дадите!
Попова. Вот на зло же вам, ни копейки не получите! Можете оставить меня в покое!
Смирнов. Я не имею удовольствия быть ни вашим супругом, ни женихом, а потому, пожалуйста, не делайте мне сцен. (Садится.) Я этого не люблю.
Попова (задыхаясь от гнева). Вы сели?
Смирнов. Сел.
Попова. Прошу вас уйти!
Смирнов. Отдайте деньги... (В сторону.) Ах, как я зол! Как я зол!
Попова. Я не желаю разговаривать с нахалами! Извольте убираться вон!
Пауза.
Вы не уйдете? Нет?
Смирнов. Нет.
Попова. Нет?
Смирнов. Нет!
Попова. Хорошо же! (Звонит.)
IX
Те же и Лука.
Попова. Лука, выведи этого господина!
Лука (подходит к Смирнову). Сударь, извольте уходить, когда велят! Нечего тут...
Смирнов (вскакивая). Молчать! С кем ты разговариваешь? Я из тебя салат сделаю!
Лука (хватается за сердце). Батюшки!.. угодники!.. (Падает в кресло.) Ох, дурно, дурно! Дух захватило!
Попова. Где же Даша? Даша! (Кричит.) Даша! Пелагея! Даша! (Звонит.)
Лука. Ох! Все по ягоды ушли... Никого дома нету... Дурно! Воды!
Попова. Извольте убираться вон!
Смирнов. Не угодно ли вам быть повежливее?
Попова (сжимая кулаки и топая ногами). Вы мужик! Грубый медведь! Бурбон! Монстр!
Смирнов. Как? Что вы сказали?
Попова. Я сказала, что вы медведь, монстр!
Смирнов (наступая). Позвольте, какое же вы имеете право оскорблять меня?
Попова. Да, оскорбляю... ну, так что же? Вы думаете, я вас боюсь?
Смирнов. А вы думаете, что если вы поэтическое создание, то имеете право оскорблять безнаказанно? Да? К барьеру!
Лука. Батюшки!.. Угодники!.. Воды!
Смирнов. Стреляться!
Попова. Если у вас здоровые кулаки и бычье горло, то, думаете, я боюсь вас? А? Бурбон вы этакий!
Смирнов. К барьеру! Я никому не позволю оскорблять себя и не посмотрю на то, что вы женщина, слабое создание!
Попова (стараясь перекричать). Медведь! Медведь! Медведь!
Смирнов. Пора, наконец, отрешиться от предрассудка, что только одни мужчины обязаны платить за оскорбления! Равноправность так равноправность, черт возьми! К барьеру!
