– Не могу позволить тебе вести расследование одному! Ты хороший сыщик, лучший из всех, кого я знаю, но пойми: если им удастся доказать, что ты избил этого мудака, тебя отстранят от работы, а у меня будет куча неприятностей. Но мне необходим человек, который сможет вести расследование от начала до конца. Ты… ты будешь помогать комиссару Дель Пьеро…
Я вскочил, обеими руками хлопнул по столу:
– Мне быть на побегушках у Дель Пьеро? Вы смеетесь надо мной? Она только что у нас появилась!
Леклерк положил перед собой папку с делом:
– Еще один довод в пользу того, чтобы поручить Дель Пьеро серьезное расследование. До того как прийти к нам, она три года проработала в Марсельском региональном управлении, в отделе финансовых преступлений, и семь – в Лионском управлении по борьбе с бандитизмом. Опыта у нее хватает, она быстро разберется.
– Плевал я на ее опыт! Дайте мне свободу действий! Это мое расследование!
– Еще чего! Никакой свободы! – громыхнул начальник. – Все решено – окончательно и бесповоротно! А тебе не на что жаловаться, никто же, мать твою, тебя не отстраняет…
Увидев, что взгляд черных глаз Мартена стал ледяным, я понял, что своего мнения он не переменит, направился к двери и рывком распахнул ее.
– Дель Пьеро тебя ждет прямо сейчас, до того как мы соберем людей и официально объявим о ее назначении. Кабинет на той стороне, – проскрипел он на прощание.
– Знаю! – сквозь зубы ответил я. – Но сегодня я еще в отпуске, так что ухожу домой… До завтра…
Дверь кабинета Леклерка с грохотом захлопнулась, и я понесся по коридору под аккомпанемент выкриков шефа: «Не валяй дурака, Шарк, не валяй дурака!»
Снаружи была такая парилка, что рубашка на мне мгновенно намокла. С прохожих тоже пот катился градом, обжигающий воздух заставлял их осаждать фонтаны или загонял в магазины с кондиционерами. И несмотря на запреты, в Сене плескались несознательные купальщики.
Так сильно солнце никогда еще не пекло.
По дороге я купил в своей любимой лавочке – старом магазине, где продается все для моделирования, – гуашь, новые кисточки и гипсовые формы: захотелось сделать и поставить в ожидании поезда на одном из перронов моей железнодорожной сети семью 1930 года – мужчину, женщину и девочку в костюмах того времени. И чтобы они держались за руки, и чтобы у них были радостные лица. Такой вот образ вечного счастья.
Мобильник зазвонил, когда я шел через парк.
– Это Ван де Вельд. Вы просили перезвонить насчет барабанной перепонки.
– Там что-нибудь нашлось?
– Угадали… Барабанная перепонка правого уха жертвы была проткнута, и я достал из евстахиевой трубы оловянный цилиндрик. Должно быть, убийца засунул его туда, протолкнув в слуховой проход очень тонким пинцетом.
Вот и начинают открываться тайны этого убийства… Я покрепче прижал мобильник к уху:
– И что оказалось внутри цилиндрика?
– Свернутая полоска кальки, покрытая надписями. Но понять ничего нельзя… Какие-то горизонтальные, вертикальные и диагональные черточки. Похоже на шифр, к которому нет ключа.
Я замер на дорожке среди розовых кустов:
– Что? Только непонятные значки и больше ничего нет? А в левом ухе вы посмотрели?
– Разумеется! Вам известны случаи, когда я что-то делал наполовину?
– Вы уже отдали гильзу в лабораторию?
– За ней придут с минуты на минуту.
– Попросите как можно быстрее отсканировать сообщение и переслать его мне лично.
Я продиктовал свой электронный адрес, потом спросил:
– Слова «за тимпаном Блудницы ты найдешь бездну и ее черные воды…» вам ни о чем не говорят? Вы не нашли следов черной жидкости или какого-нибудь черного вещества?
Ван де Вельд на том конце провода что-то жевал. Я устроился на скамейке и вытащил из сумки блокнот. Вдалеке, в тени ивы, лежала девочка с книжкой.
– Нет… Нет, ничего на ум не приходит. За барабанной перепонкой действительно есть жидкость, которая передает вибрации на слуховой нерв, но она скорее перламутрово-белая.
Записав это, я попросил судмедэксперта продолжать.
– Тело жертвы таит столько же секретов внутри, сколько и на поверхности, – сказал он. – Вы хотите вкратце или во всех подробностях?
– Давайте пока вкратце. Только главное…
