БАРБАРА. Дай-ка сюда. (Берет у Кристины фотографии.) Вот... видишь здесь?
ЛИНДА. Нет.
КРИСТИНА. Что?!
БАРБАРА. Отражение в полировке стола - это его галстук в шотландскую клетку, я ему его купила, когда мы были в Эдинбурге, тогда, на концертах филармонического оркестра, - ты помнишь, Кристина...
КРИСТИНА. Помню.
БАРБАРА. Это было в тот день, когда он подарил мне шотландскую юбку ее надо дважды обертывать вокруг себя, - ту длинную шотландскую юбку, которая так подходит (В бешенстве кричит.) к моим коричневым туфлям на низком каблуке!!
КРИСТИНА. Успокойся.
БАРБАРА. Я совершенно спокойна!
ЛИНДА. Я сейчас уйду.
КРИСТИНА. Да...
БАРБАРА. Нет, нет - пусть твоя подруга послушает, меня это ни в малейшей мере не смущает - ни в малейшей мере - с какой, собственно, стати мне должно быть неловко, если я могу констатировать, что мой муж грязный бабник?!
КРИСТИНА. Барбара!
БАРБАРА. Что, Барбара? Ведь это правда, и ее может знать любой, ведь так, Линда?
ЛИНДА. Конечно.
БАРБАРА. Вот видишь, она со мной согласна... шотландская юбка... шотландская юбка!!!
КРИСТИНА. Она тебе больше не нравится - да?
БАРБАРА. Она никогда мне не нравилась, я ненавидела ее, и носила только потому, что он мне все уши прожужжал - я, мол, его Мадонна...
ЛИНДА. О!
БАРБАРА. Постоянно твердил: "Моей жене вовсе нет нужды одеваться как дешевая потаскуха. Я потому так тебя люблю, что ты - яркая индивидуальность и совершенно не нуждаешься в подобной мишуре" - ну, к примеру, в таких тряпках, как вот сейчас на тебе.
ЛИНДА. Э-э...
БАРБАРА. Не принимай этого на свой счет.
ЛИНДА. Ах так...
БАРБАРА. Теперь мне понятно, почему я всегда должна была ходить дважды завернутой в длинную шотландскую юбку, с гладкой прической и без косметики, уподобившись трехмерному плакату с рекламой унылых радостей целомудрия. "Моей жене совершенно не нужно показываться в обществе одетой как шлюшка." говорил он постоянно - и знаете почему... знаете почему?... - я-то знаю почему...
ЛИНДА и КРИСТИНА. Почему же?!
БАРБАРА. Чтобы я не возникала на свободном рынке - чтобы ни один мужик при виде меня не испытал желания присвистнуть - мысленно, разумеется, - ведь если раньше кто-нибудь позволял себе оглянуться мне вслед, или осмеливался сделать мне комплимент, он багровел как дикий бык и сразу же выходил вместе со мной из помещения... правда, то была единственная ситуация, в которой он походил на дикого быка.
ЛИНДА. В постели наступала пауза, да?
КРИСТИНА. Линда...
БАРБАРА. Пусть говорит, пусть, это действует освежающе, когда слушаешь правду - правда, вообще, освежает, - конечно же, наступала пауза, мои милые, - ведь свою мужественность он демонстрировал в другом месте - в деловых поездках вместе с ассистентшей, которая время от времени получала в подарок платья-мини. Цитирую: "Чтобы она могла лучше (Повышает голос.) представлять фирму"! - А для меня в его штанах уже ничего не оставалось... Пять лет подряд... все последние пять лет, максимум два раза в месяц, да и то каких-нибудь пять минут, чтобы лучше заснуть... "Между нами, между тобой и мной возникла глубочайшая духовная связь", - говорил он постоянно, "естественно, что при этом физическая потребность ослабевает, уступая место дружбе и подлинной близости", - говорил он... подонок... и удовлетворял, между тем, свои недружественные потребности на моем диване.
ЛИНДА. У тебя есть кто-нибудь, чтобы взять реванш?
КРИСТИНА. Линда!
БАРБАРА. Как...
ЛИНДА. Я имею в виду - ты сможешь ему отомстить?
КРИСТИНА. Линда, прошу тебя...
БАРБАРА. Твоя подруга весьма реалистична, я ценю это - я вообще ценю реализм - и, начиная с этой минуты, сама постараюсь снова быть реалисткой, вы меня поняли - реалисткой!
ЛИНДА. Да.
КРИСТИНА. Да.
БАРБАРА. Нет у меня никого - потому что он их всех буквально выгрыз. Выгрыз, как уличный кобель, который не может стерпеть, чтобы соседский спаниэль мочился на его фонарный столб. "Во мне говорит инстинктивное мужское стремление защитить", - так он мне пел, когда в очередной раз гнал прочь еще одного приятного человека, с которым я едва успела познакомиться.
