Проехав еще метров сто, мы снова затормозили, теперь уже у высоких железных ворот и забора, – такие же солдаты, автоматы, цепкий взгляд, та же фраза: «С приездом. Счастливо отдохнуть».
Ворота открылись, из леса мы въехали на солнечную поляну, засаженную цветами, потом – в аллею, под полог высоких деревьев. Аллея тянулась и тянулась, потом снова полыхнули ярко-красные цветы, и над нами парусом на полнеба выхлестнуло многоэтажное закругленное здание с лоджиями.
В просторном холле из-за стойки поднималась женщина: «Добро пожаловать! Путевочку, пожалуйста. Так это вы? Очень рады. Вас проводят. Лидочка, товарищ в шестьсот восьмой. Надеюсь, вам у нас понравится», – широко улыбнулась она.
Я тоже растянул губы.
Миловидная девушка с припухшим, как после сна, лицом нажала кнопку лифта, мелодично звякнув, открылись двери – темная облицовка под дерево, запах дезодоранта, тихий ход. Мы вышли в просторный безлюдный коридор, уставленный цветами в больших горшках. Лида открыла двери номера. Горячий, чуть спертый воздух с остаточными запахами табака. Гостиная с диваном, креслами, телевизором, шкафами и еще двумя дверями. Девушка подошла к окну и потянула шнур, серо-голубой занавес пополз в сторону, открывая баранью шкуру темного леса внизу и горящее над ним море. Лязгнула открываемая фрамуга, вздулись под ветром шторы. Пахнуло свежестью и морем.
– Гостиная. Там спальня. За ней – кабинет. Здесь ванная, туалет. Располагайтесь.
– Спасибо.
Девушка вышла.
– Ну, Анатолий, спасибо большое. Передавайте привет Модесту, скажите, что подарок действительно царский.
– Я не скоро его теперь увижу, – тихо сказал Анатолий. – Я сейчас в Алушту и дальше. Так Модест Алексеевич велел. Переезжаем. На время. А вам счастливо.
– И вам тоже.
Я остался один. Из зеркала в ванной глянул на меня затравленно-вопрошающим взглядом какой-то алкаш-сантехник или вымотанный бесконечной дорогой командированный, которого за отсутствием других номеров временно поселили в люкс…
Две широченные кровати в спальне. Министерский письменный стол в кабинете. Высокий книжный шкаф, пустоту которого подчеркивают «Кобзарь» Шевченко и два разрозненных томика Котляревского. Все – на языке оригинала.
Успокоили вываливающаяся дверца монументального шкафа в гостиной и сипение открытого крана – горячую воду отключили, похоже, совсем недавно. То есть все как у людей – жить можно. Часы на стене с неподвижной секундной стрелкой показывали половину пятого. Я глянул на свои – без пятнадцать десять. Невероятно, – из предыдущего своего номера я вышел с сумками ровно в девять.
Зазвонил телефон:
– Алло?
– Доброе утро, – раздался голос Модеста. – Как устроились?
– Отлично. Только зачем одному человеку три комнаты?
– Ну, кто знает, сегодня один, а завтра?.. Не смущайтесь – вы там гость привилегированный. Администрация обязана удовлетворять все ваши прихоти, вплоть до… Шучу. Анатолий уехал нормально?
– Да вроде.
– Ну и ладушки.
– Звонить в Москву можно?
– Хоть в Париж, хоть в Джакарту. Вас больше ничего не касается. Вы отдыхаете.
– Еще раз спасибо.
Я вышел в лоджию. Подо мной далеко внизу квадрат двора с фонтаном и аллея, уходящая в парк. Справа огромная, на полгоризонта, зеленая пологая гора. Слева тоже склон горы, но поменьше. Можно сказать, что я в горах, в ущелье. Только море здесь далековато, за парком, который кажется бесконечным.
Через полчаса я гулял по парку. Заповедный лес. Тяжелые лапы елей, разноцветный мох на стволах. На полянах магнолии с лакированными листьями, в цементных квадратных горшках вдоль дорожек красная пена каких-то осенних цветов.
Встретились: пожилая пара, потом – две молодые мамы с детьми. Мальчик и девочка лет по пяти, одетые, как игрушки. Старик и старушка глянули на меня с интересом, молодые женщины не заметили. Потом увидел загоравших на поляне нескольких солдат без гимнастерок, рядом свалены лопаты и грабли: «У вас закурить не найдется?»
– Как к морю спуститься? – спросил я.
– Вон по той аллее до конца, – махнули солдаты, прикуривая от моей зажигалки.
До конца аллеи было еще чуть ли не с полкилометра. Потом я долго спускался по узким каменными ступенькам вниз и вышел наконец на крохотную, почти игрушечную, набережную вдоль бухточки. Стыки плиток проросли травой. Два галечных пляжика. Абсолютно пустых. Пляжный навес из желтого пластика и две кабинки раздевалок. Единственный звук, оживляющий пространство и подчеркивающий ощущение пустоты и уюта, – рокочущий компрессор и отбойные молотки. За дальним волнорезом что-то строят. Несколько фигур – похоже, тоже стройбатовцы. Я почувствовал, что не по силам мне сейчас покой и сосредоточенность этого сонного местечка. Меня хватает только на то, чтобы смотреть на себя со стороны, гуляющего в покойном, действительно безмятежном приморском пейзаже.
