Затем Ги Бразиль и Урш и Альбия.
Мой череп пульсировал в агонии. Видения о Единстве были беспощадны, и я был не в силах контролировать их.
В конце концов я решил сосредоточиться на своем мече, крепко обхватив его руками, я думал о его прочности, его постоянстве, его реальности.
Я вырвался из крепких уз ложных видений, моя кожа горела от жара. Я стоял на коленях, передо мной располагалась небольшая лужа мутной жидкости, что я выплюнул с приступом. Сплюнув ее остатки изо рта, я поспешил к хабу Тарригаты.
Пылкий жар набросился на меня, когда я выбил входную дверь. Я не видел Везулу во время своего отчаянного хождения по лачуге, и надеялся на то, что не застану старого товарища охваченным безумием, как Гайрока.
Несколько полок повалились на пол, либо от жара, либо от борьбы, которая предшествовала этому беспорядку. Я разгребал обломки до тех пор, пока не нашел Тарригату в дальней части хаба, задыхающегося от вдыхания густого едкого дыма.
Он повернул голову в мою сторону, услышав приближение. Гримаса неподдельного ужаса исказила его лицо. Он вскрикнул, когда я подбежал к нему и схватил его хрупкое тело, жалкий, жалобный звук. Тонкие пальцы царапали мою кожу, как иголки. Он боролся, но с силой ослабленного ребенка.
— Успокойся, — предупредил его я, — или мы оба погибнем в этой дыре.
Его тщетные попытки высвободиться утихли, сложно было определить случилось ли это от моего предупреждения или из-за того, что он попросту израсходовал все свои силы. В любом случае, пламя распространялось, расползаясь по стенам и потолку. Оно надвигалось, словно оползень, жадно поглощая все, к чему прикасалось. Я услышал треск разбившегося стекла и понял, что колбы медленно нагреваются. Химические смеси внутри них сработают в роли катализатора.
Взвалив Тарригату на свое плечо, я сломя голову бросился через дальнюю часть хаба, ударом выбивая заднюю дверь, чтобы выбраться наружу. Едва мы отдалились на шесть футов, как старая хижина и печь в ней, взорвались, одаривая ближайшую территорию тоннами мусора и дыма. Толпа любопытных зевак не собиралась вокруг. Все были либо мертвы, либо прятались.
Я посадил Тарригату на его старый потрепанный стул. У него не было рук и пятна синтетической кожи уступили место заплесневелым наростам под ней. Его дыхание было неровным, а кожа настолько бледной, что я без труда мог понять, как недолго ему осталось.
— Где Везула? — твердо спросил я.
Голова старика начала опускаться в сторону, и я осторожно схватил его за подбородок, повернув лицом к себе.
— Тарригата, ты умираешь. Прости меня. Но я должен знать.
Внезапно он нашел в себе силы и попятился ко мне, его губы задвигались, но слова давались ему очень тяжело. Я наклонился к нему, чтобы услышать его правду.
— Он…. он идет.
Затем Тарригата откинулся назад, свисая, как сдутое легкое, больше он не шевелился.
— Не он. Вез ушел.
Я осмотрел его и увидел, как он кладет свой пистолет в мои руки. Я не знал, хочет ли он использовать его на себе или Везуле, но я взял его и поместил в пустую кобуру у себя на поясе.
Я вырвал полоску ткани из-под своих доспехов, чтобы обернуть ее вокруг пустых глазниц Тарригаты. Закрепив повязку, я глубоко вздохнул и положил руку ему на лоб.
— Старый идиот, ты пытался остановить его, не так ли?
Стоя над ним, я посмотрел вниз на сморщенное тело Тарригаты. Смерть еще больше ослабила его.
Теперь это мое бремя. Я остановлю его. Пора положить этому конец.
Тагиомальчян проносился по узким переулкам и тоннелям Свота, оставаясь абсолютно незамеченным. Он двигался быстро, маяк-локатор мигал на тактическом дисплее, с каждой секундой становясь все ближе. Вдалеке черный дым врезался в безжизненное небо, бросая погребальную завесу.
Первые следы своей добычи он нашел в баре, который ныне был превращен в настоящий склеп. Пьянящий смрад низкосортного зернового алкоголя и разбросанных внутренностей, словно незваный гость, вторгся в его ноздри. Он позволил себе один вдох. Его обучали находить доказательства. Он уловил запах трансчеловеческой крови, а затем поспешно открыл внутренний канал вокса.
— Возможно это, Легион, — сказал он, — те, кто смог избежать чистки.
