Наблюдая за суетой, царящей на пристани, Селин нахмурилась:
– Что же нам делать? Если Корд пока ничего не слышал, как вы думаете, следует ли нам что-нибудь говорить ему?
– А если все не так уж плохо? – спросил Эдвард. Правда, вспышка столь не характерного для него оптимизма оказалась непродолжительной. – С другой стороны, а если все обстоит еще хуже?
– Я с ужасом думаю, что это может для него значить, – проговорила Селин.
– Нигде не соберешь информацию быстрее, чем в таверне. – Фостер засунул руки в карманы сюртука.
– Но это и самое лучшее место, чтобы напиться, – проворчала Селин.
– Ладно вам, мисс, мы знаем, конечно, что у него есть недостатки, – заступился за хозяина Эдвард.
– Может, он как раз пытается разузнать что-то о поместье, – предположил Фостер.
– Несомненно, – прошептала Селин с чувством необъяснимой потери. Она была не настолько наивной, чтобы не знать, какие соблазны подстерегают мужчин в таверне.
Прежде чем они смогли продолжить обсуждение этого вопроса, Селин услышала приближающиеся к комнате шаги и в дверях появился Кордеро. Лицо его пылало, без сомнения, не только от жары, а глаза подозрительно блестели. Под мышкой он держал бумажный сверток, перевязанный шнурком, а в руке – полупустую бутылку рома.
– Я бы вошел, но комната слишком мала, чтобы здесь поместился еще один человек, – проговорил он.
Фостер расправил манишку, а Эдвард последний раз прошелся тряпкой по тусклой поверхности стола. Слуги поспешили к дверям. Они оставили Селин прежде, чем она успела что-либо решить. Корд посторонился, чтобы они смогли выйти, потом прошел в комнату и бросил сверток на незастланную постель.
– Как прошло время в таверне?
Ей вовсе не хотелось брюзжать, но, увидев, как он стоит перед ней, такой красивый и такой бесстрастный, такой холодный и далекий, Селин занервничала.
– В таверне все было прекрасно. Я узнал там кое-что весьма интересное. – Он не сводил взгляда с кровати.
– Этого я и боялась. Помни только, что не всегда все так плохо, как может показаться.
– Да нет. Похоже, если бы я удосужился поразмышлять, то обязательно придумал бы, какую выгоду можно извлечь из того, что твоя жена прослыла настоящей ведьмой.
– В конце концов, многие начинают с нуля и потом получают… – Селин замолчала и уставилась на мужа. – Что ты сказал?
– Может, это мне следует спросить, о чем ты тут разглагольствуешь?
На душе у Селин было по-прежнему неспокойно, но она быстро ответила:
– Неважно. Что ты имеешь в виду, говоря о том, что я прослыла настоящей ведьмой?
– Ну, я пока не про твой характер. Просто так получилось, что я сидел за столиком рядом с матросами, судно которых только что пришло в порт. Неделю назад они наткнулись на следы кораблекрушения, которое произошло в опасных водах недалеко от западного побережья Барбадоса. Среди обнаруженных тел они опознали…
– О нет! – Селин прижала ладони ко рту.
– Все сошлись во мнении, что это не кто иной, как капитан Данди. – Она тяжело вздохнула, а Корд сел на край кровати, скрестив руки на груди. – Данди был привязан к штурвалу. На нем осталось довольно много пурпурно-желтых лохмотьев, так что, без сомнения, это был именно он.
– Он захлебнулся?
– Захлебнулся, и его изрядно поклевали морские птицы. Неприятное зрелище. Я уж не говорю о том, как долго он дрейфовал, привязанный к штурвалу, пока не умер. Говорят, это ужасная смерть.
Корд внимательно смотрел на девушку. Она видела: он готов поверить в то, что это она навлекла проклятье на Данди.
– И весь экипаж погиб? Как же это связывают со мной? – прошептала она, боясь услышать ответ.
– Позже они обнаружили на берегу нескольких уцелевших членов экипажа, которые с готовностью рассказали о стычке Данди с ведьмой на борту «Аделаиды». Она прокляла его незадолго до смерти. Этой ведьмой, без сомнения, была ты, дорогая женушка.
– Что это означает? – Она вышла на балкон и прикрыла глаза рукой, защищая от яркого солнца. Ей были совершенно не известны здешние порядки и нравы. Может, через несколько минут ей снова придется бежать и прятаться. – Здесь все еще сжигают ведьм на кострах?
Корд засмеялся.
