Она стремилась попасть домой, отчаянно надеясь, что еще не поздно помочь Персе. Ударил колокол кафедрального собора, его звон зловещим эхом разнесся по темным улицам. Селин обогнула фонарь на углу улицы. В его свете казалось, что нити дождя падают из темных туч-парусов, подгоняемых по небу ветром с реки. Не глядя по сторонам, Селин сошла с тротуара на проезжую часть и сразу же провалилась в отвратительную вязкую жижу. Однако это не заставило ее замедлить шаг.
Последний поворот. Не столкнувшись, к счастью, с городской стражей, она устремилась к своему старому особнячку. Одноэтажный, крохотный, покосившийся – все-таки это был ее дом. Селин вбежала в маленький сад за частым деревянным забором и поднялась на низкое крыльцо. Дыхание ее прервалось. Входная дверь оказалась распахнутой настежь.
– Перса?
Девушка ворвалась в лавку. Здесь было слишком темно и тихо. Что-то явно было не так. Селин пошла по знакомым комнатам. Стол, за которым Перса обычно сидела, предсказывая будущее, оказался перевернут, бархатная скатерть, разорванная и помятая, валялась на полу. Посреди этого разгрома осколки того, что некогда было магическим кристаллом, поблескивали в слабом свете уличного фонаря, проникающем в комнату через окно.
Селин обошла стол и едва не упала на Персу. Ее опекунша лежала, вытянувшись в струнку, на голых досках из кипариса, покрытых крошевом из кирпича, которое Перса рассыпала повсюду каждое утро, борясь с сыростью и пылью. Селин опустилась на колени и дотронулась до руки Персы. Рука была холодной и безжизненной, такой же, как и разбитый магический кристалл. Девушка задрожала от ужаса. Все было точно так, как она «видела» некоторое время назад.
Селин показалось, что ноги отказались ей служить, но она все-таки через силу поднялась и побрела к полке, на которой лежали серные спички. У нее так тряслись руки, что потребовались многочисленные попытки, чтобы разжечь лампу. Побоявшись разлить масло и поджечь дом, Селин поспешила поставить лампу на пол. Пламя заиграло в бесчисленных хрустальных осколках. Девушка снова опустилась на колени перед Персой.
Губы ее любимой опекунши оказались совершенно синими, точно такими, какими представляла себе Селин в своем видении. На лице Персы застыло выражение ужаса. Девушка протянула руку и с любовью закрыла глаза старушки, которая столько лет заменяла ей отца и мать.
Все еще стоя на коленях, Селин выпрямилась и закрыла лицо ладонями. Она, пожалуй, не могла сейчас вспомнить, когда плакала последний раз. Просто до этого момента у нее не было на то причин. Однако полившиеся было слезы сразу же высохли: у нее еще будет время оплакать Персу, но только после того, как свершится правосудие. Девушка откинула растрепанные волосы с залитого слезами лица и решительно поднялась, готовая немедленно найти полицейского и отвести его к дому Перо.
На площади прозвучал гонг, означающий, что уже восемь часов и вскоре будут погашены все уличные фонари – настало время, когда рабам, морякам и солдатам полагалось покинуть улицы города и разойтись по домам. Рабы Перо скоро вернутся и обнаружат его лежащим в луже собственной крови с ножом, торчащим между ребер.
Они сразу узнают, что именно она заколола его. Слуга, безусловно, вспомнит, как подносил ей какао. Чета Дьюрелов разговаривала с ними обоими на улице. Не исключено, что уже поднялись шум и крики и полиция направляется к ее дому, чтобы допросить ее. Селин поднялась и, нервно отряхивая мокрую юбку, обвела взглядом комнату. Ей нечего бояться. Жан Перо – убийца. Почему же, в таком случае, она испытывает страх? Почему ощущает такую острую необходимость спасаться бегством? Она убила в целях самообороны. Она покажет им тело Персы, расскажет, что совершил Жан. Она все это узнала из своего видения…
Из видения…
Поверят ли ей?
Крепко сжав ледяные, как у Персы, пальцы, Селин шагала по комнате, чувствуя, как по спине побежали мурашки. Она промокла до нитки и никак не могла обсохнуть. Рядом на вешалке висела легкая ярко-зеленая накидка. Девушка быстро набросила ее на плечи и затянула вокруг шеи шнурок. И все-таки она продолжала дрожать. Чем дольше она рассуждала, тем больше усиливалась ее паника.
