Лазло надеялся, что это окажется одной из таких крошек.
В основе алхимии лежала вера в азот – тайное вещество, присущее любой материи. Алхимики полагали, что если его перегнать, то они смогут овладеть фундаментальными структурами физического мира. Чтобы превратить свинец в золото, получить универсальный растворитель и, возможно, даже эликсир бессмертия.
Уже давно признано, что этого можно достичь с помощью некоего сложного процесса, включающего триаду элементов: соль, ртуть и серу. На эту тему написали абсурдное количество книг и трактатов, учитывая полное отсутствие эмпирических данных. Они полнились диаграммами драконов, глотающих солнца, и мужчин, кормящихся грудью богинь. Лазло считал их такими же безумными, как и другие сказки, но по какой-то причине к этим книгам относились почтительнее и ставили их в алхимическом зале библиотеки, который, что характерно, некогда был дворцовой сокровищницей.
Тем временем в изгнанной в подвал, куда не заглянет ни один алхимик, книге сказок Невиданного города, причудливо названной «Чудеса на завтрак», было упоминание еще одной теории – о том, что алхимик сам является секретным ингредиентом, и лишь соединение человеческой души с элементной может породить азот.
Вот и она, крошка в бороде чародея.
Возможно.
Ему стоило бы переждать пару дней. Честно говоря, ему вообще не стоило идти. Позже Лазло это осознал. Он многое осознавал, когда было уже поздно.
Слишком поздно.
К тому времени как он вышел из книгохранилища с книгой под мышкой, солнце уже вставало, и хоть юноша устал после бессонной ночи, его тело вибрировало от энергии. От нетерпения. От беспокойства. Он чувствовал себя частью чего-то, но забыл, что никто другой об этом не знает. Лазло не стал возвращаться к себе, а пошел прямиком к выходу из главного дворца к старой церкви, которая теперь звалась Хризопоэзиумом.
Внизу как на ладони простирался весь город. На горизонте Эдер был окутан сиянием. Рассветное солнце разбросало по воде блики – будто фитили, пылающие дневным светом. Забили колокола собора, и все остальные церковные колокола последовали их примеру – звонко и мелодично, как дети, отвечающие на зов родителей.
Лазло подумал, что Тион, наверное, тоже не спал всю ночь, учитывая какую ношу на него возложили. Он подошел к входу. Перед ним возникли литые церковные двери, которые определенно не созданы для того, чтобы в них стучали. Лазло все равно постучал – и едва услышал удар собственных костяшек. Он мог бы сдаться в ту секунду, отступить и дать себе время поразмыслить о том, что хотел сделать. Если бы его первоначальная радость успела хоть немного поутихнуть, юноша наверняка бы понял, сколь глуп и наивен его план. Но вместо этого он обошел церковь сбоку, нашел дверь с колокольчиком и позвонил.
Так что все сложилось как сложилось.
Тион открыл дверь. Выглядел он безучастно. Безжизненно.
– Ну? – спросил парень.
– Простите за беспокойство, – пролепетал Лазло, ну или что-то подобное.
Позже их разговор размылся в его памяти. Сердце колотилось в ушах. Он не любил выходить из тени. Если воспитание в аббатстве что-то ему и внушило, так это глубокое чувство собственной ничтожности. Но им все еще двигала злость за Тиона и толика солидарности одного побитого мальчишки с другим, а самое главное – трепет нового открытия. Возможно, он выпалил «Я нашел кое-что полезное для вас» – и протянул книгу.
Какими бы ни были его слова, Тион отошел, чтобы дать ему пройти. Помещение оказалось высоким и тихим, как и любая церковь, но в воздухе воняло серой как в преисподней. Через витражные окна пробивались рассеянные лучи утреннего солнца, окрашивая в разные цвета полки из блестящего стекла и меди. В нефе стоял длинный стол, заваленный различными приборами. Всю апсиду занимала гигантская печь, а через центр купола, расписанного фреской, тянулся кирпичный дымоход, искажавший лица ангелов.
– Так что ты хотел? – спросил Тион. Двигался он скованно, и Лазло не сомневался, что его спина покрыта ссадинами и рубцами. – Я так полагаю, ты нашел мне очередной трактат? От них все равно никакого проку.
