Мистер Эрлинг усадил всех нас, включая Сюзан, возле огромной карты мира, развешанной на стене его гостиной, и сфотографировал из аппарата, который делает моментальные снимки и сразу же выдает готовые цветные фотографии.
На только что полученном снимке мистер Эрлинг попросил всех нас оставить автографы. Сказал, что фотография пойдет в его альбом. А мы возгордились, что и наша фотография будет рядом с портретами известных морских путешественников.
Мистер Эрлинг задумчиво взглянул на Сюзан.
— Меня очень огорчило то, что вы рассказали о своих скитаниях по свету — без цели и надежды, — произнес он. — Человек всегда будет одиноким, если он бежит от людей. Тем более молодой человек, такой, как вы. Без людей вы никогда не станете счастливой. Лишь делая добро людям, почувствуете, что не зря живете на свете. Вся моя коллекция и посвящена тем, кто знал, зачем жить на свете. Каждый из моих героев совершал подвиг во имя Человека — во имя того, чтобы Человек был сильнее, мудрее, богаче, чтобы лучше познал природу и самого себя.
Мистер Эрлинг кивнул в сторону Абу. Лена и я сидели рядышком с Абу на диване.
— Вам, милая Сюзан, повезло, что вы встретили этих прекрасных людей. Вы размышляете о том, как вам жить? Отвечу…
Его речь прервал телефонный звонок. Хозяин дома покинул холл. Вернулся он не скоро, задумчиво взглянул на нас, потом сказал:
— Я только что разговаривал с давним своим другом. Он врач-эпидемиолог. Через десять дней уезжает в Африку, в Нигерию. Уже провел там год — в отдаленном глухом районе. Дело в том, что в одной нигерийской деревушке обнаружена странная, неизвестная науке болезнь. Очень опасная. Заболевший почти наверняка умирает. И пока никаких средств против страшного вируса не найдено. Ученые из разных стран с риском для жизни ведут поиски лекарств, которые могли бы победить болезнь, но без особого успеха.
Мистер Эрлинг рассказал, что его друг Джозеф Грейс вместе с молодым советским врачом Грантом Аракеляном, кажется, нащупали пути раскрытия природы вируса. Грэйс привез в Лондон для проверки разработанную международной группой эпидемиологов вакцину. Другую часть вакцины отправили в Москву, а третью надо доставить в Вашингтон известному американскому вирусологу доктору Саймону. Ради этого Эрлинг и ездил на «Лермонтов» — договариваться с капитаном. Самолетом вакцину отправлять нельзя: не перенесет разницу в давлении. Приходится морем. Из Америки советский теплоход должен на обратном пути доставить в Лондон вариант другой вакцины, которую разработала лаборатория Саймона. А из Лондона попутным судном вакцину Саймона отправят в Лагос, столицу Нигерии для испытания. Говорят, вакцина очень перспективна.
— А почему же такой сложный путь? — спросил я. — Не лучше ли из Нью-Йорка вакцину отправить прямо в Лагос?
— Это невозможно, — сказал мистер Эрлинг. — Не пойдет же специально корабль в такой далекий путь из-за нескольких пробирок. Конечно, можно отправить вакцину самолетом, но это осложнит дело.
— Не пойдет?! — удивилась Лена. — Ведь речь-то идет о страшном вирусе!
— Верно! — кивнул мистер Эрлинг. — Но такие эксперименты будут продолжаться долго, и не один раз придется доставлять туда и обратно всякие медицинские препараты. А рейс даже небольшого судна через океан стоит дорого. Вот и приходится как-то устраиваться.
Мистер Эрлинг улыбнулся.
— Ваш русский капитан мистер Огарин был очень любезен. Он заверил, что сделает все, чтобы благополучно доставить пробирки в Америку и вывезти оттуда другие. Даже предложил послать кого-то из своих офицеров в Вашингтон к доктору Саймону, чтобы выполнить поручение самым лучшим образом.
Абу взглянул на Лену, потом на меня.
— Капитан Огарин предложил нам отремонтировать нашу яхту на борту «Лермонтова». Мы отказались. Как вы думаете, друзья, может быть, нам переменить решение? Может, принять предложение капитана Огарина и отправиться на теплоходе в Америку? В нашем путешествии будет еще один интереснейший рейс. Как, нет возражений?
— Конечно, нет! — сказала Лена.
— Конечно, нет! — сказал я.
Сюзан, которая внимательно прислушивалась к разговору, вдруг печально опустила голову. Мы говорили по-русски, но она, видно, догадалась, о чем речь.