— Как тебя зовут? — спросил Марио.
— Антон.
Он обрадовался:
— Антони!
Нас повезли в гостиницу. Энрико сказал, что после дальней дороги следует хорошенько отдохнуть, нам заказаны комнаты в гостинице и ужин в гостиничном кафе.
Гостиница оказалась небольшой и простенькой. Она стояла на холме, и внизу под холмом плескалось море, в котором перемигивались огнями корабли. Мимо гостиницы по шоссе мчались бесконечной вереницей автомашины, сбегая вниз, к набережной, где полыхал заревом реклам веселый и шумный город.
В кафе наши добросердечные хозяева угощали нас длинными и тонкими итальянскими макаронами, которые называют спагетти, приправленными острым сыром; затем ели вареные морские рачки-креветки, очень вкусный салат из разных овощей, свежие апельсины. За ужином мы узнали, что Энрико вовсе не профессиональный художник, а любитель. Работает в городе на стройке жилых домов крановщиком. Сидит в кабине башенного крана, двигает разными рычагами, и его кран то подымает, то опускает огромные детали будущего дома. А вечерами, после работы, Энрико садится за мольберт и рисует море. Он маринист, то есть такой художник, который обычно изображает на своих картинах море. У нас на родине таким художником-маринистом был Айвазовский. В Феодосии, где он когда-то жил, есть музей его картин.
Энрико человек деятельный. В свободное время руководит клубом рабочих-художников Неаполя, Этот клуб и решил организовать международную выставку детского рисунка: «Мир глазами детей». Выставка открывается завтра вечером в помещении клуба художников.
— Это очень большая удача, — говорил Энрико, — что мой брат встретил вас в Дубровнике и пригласил приехать сюда. На открытие выставки приехали ребята из Франции, Югославии, а Лена будет представлять советских детей.
Губы Лены растянулись в счастливой улыбке. Выходит, будет она важной персоной. Еще больше Лена расчувствовалась, когда Энрико, внимательно вглядевшись в ее рисунок Дубровника, сказал, что рисунок ему нравится, что это одна из лучших работ на выставке и ее надо поместить на видном месте.
Так прошел у нас первый вечер в итальянском городе Неаполе.
Встали рано, почти на заре. Разве можно долго спать в таком удивительном городе? Кажется, я проснулся первым и, тихо одевшись, чтобы не разбудить Абу, который спал в соседней комнате, прошел по коридору в вестибюль, где был балкон. С балкона открывался вид на Неаполь. Вчера был легкий шторм, а сегодня ветер присмирел, и Неаполитанский залив стал таким, каким изображается в старинных неаполитанских песнях — безмятежным, в зыбкой лазоревой дымке, на которую, как на холст картины, нанесены полутонами детали: желтоватая дуга берега, моторная яхта с красной трубой, стремительно пересекающая залив, белые снежинки чаек и где-то в самой глубине этой картины темным сгустком остров Капри. Так и кажется, что вот-вот внизу под холмом кто-то осторожно тронет гитарные струны и вдруг запоет сильно и задумчиво:
«Санта Лучиа… Санта Лучиа…»
Но снизу доносилось лишь урчание моторов и гудки автомобилей, которые, несмотря на такую рань, уже куда-то опаздывали, несясь с огромной скоростью.
Вскоре рядом со мной на балконе оказалась Лена. Она взглянула вниз и ахнула:
— Как красиво! Вот бы…
И уже собралась к себе в комнату за бумагой и красками, как пришел Абу и задержал ее.
— Сейчас не время! — строго сказал он. — Надо привести себя в порядок и ждать приезда наших хозяев. Они обещали быть в девять.
Привели себя в порядок мы быстро. Спустились в вестибюль, взглянули на часы: до приезда Энрико и Марио еще час.
— Погуляем немного? — предложила Лена.
Мы согласились. Шагали по улицам Неаполя и смотрели во все глаза. Старые дома на набережной со стрельчатыми окнами, мансардами, балконами, железными лестницами, перекинутыми с этажа на этаж, и старинные виллы за высокими каменными заборами, и тенистые платаны, бросающие на асфальт мохнатые тени. И прохладный ветер с моря.
Абу говорил:
— Неаполь связан с русской культурой прошлого. Может быть, в гостинице, где мы с вами остановились, жил Чехов, или Чайковский, или художник Брюллов. Молодой Брюллов здесь провел долгое время, писал знаменитую картину «Последний день Помпеи». Ты, должно быть, знаешь об этом, Лена?
