Дронго решил попытать счастья у другого вице-президента. Он вошел в приемную и едва не столкнулся с выходившим из кабинета мужчиной. Ему было лет сорок. Выше среднего роста, с красиво уложенными волосами, голубыми глазами, он было похож скорее на актера, чем на финансиста. Впечатление дополняла щеточка щегольских усов над верхней губой. Он был одет в темно-синий костюм. Увидев входившего Дронго, он остановился.
— Вам кого? — спросил неизвестный.
— Мне нужен господин Лочмеис, — пояснил Дронго.
— По какому делу? — уточнил незнакомец, поворачиваясь к секретарю, — вам, кажется, не назначали на сегодня время.
— Не назначали, — подтвердила секретарь.
— Я новый адвокат господина Абасова и был только сейчас на приеме у господина Гольдфельда, президента вашего банка…
— Мне известно, кто такой Гольдфельд, — усмехнулся неизвестный, — учитывая, что я вице-президент банка.
— Извините. Вы Ральф Рейнхольдович Лочмеис?
— Да, — кивнул вице-президент, — идемте ко мне.
Они вошли в просторный кабинет Лочмеиса. Здесь все было чуточку иначе, чем в кабинете Гольдфельда. Повсюду были развешаны фотографии хозяина кабинета с известными политиками, актерами, бизнесменами, журналистами.
— Садитесь, — пригласил гостя к приставному столику Лочмеис, сам усаживаясь в кресло хозяина кабинета.
— Значит, старого адвоката поменяли? — уточнил Ральф Рейнхольдович.
— Нет, не поменяли. Просто взяли еще одного. Меня попросили об этом родственники Абасова.
— Разве бывают два адвоката? — удивился Лочмеис. — Я об этом не знал.
— По закону их число не ограничено. Могут быть даже пятеро или шестеро.
— А прокурор только один? — уточнил Лочмеис. — Это даже нечестно.
— Прокурор представляет сторону государства, а адвокаты интересы конкретного лица.
— Поэтому у нас государство всегда в проигрыше, — рассмеялся Лочмеис, — но я доволен, что нашему Ахмеду будут помогать сразу двое адвокатов. Чем я могу вам помочь?
— Вы его хорошо знали?
— Конечно, хорошо. Мы уже столько лет работаем вместе. Хотя я раньше работал на Украине. Нет, в Украине, сейчас так говорят. И только в прошлом году меня перевели сюда, в Москву.
— Алексей Паушкин работал в отделе, который курировали вы или Абасов?
— Этот отдел курирую непосредственно я. И Паушкин был достаточно исполнительным, хотя и безиннициативным сотрудником. Думал только о своих личных делах, взял в кредит «шестерку» «Ауди», чтобы производить впечатление на своих дам. Такой полупижон, полуловелас.
— Он вам не нравился?
— Почему? Я этого не сказал. Звезд с неба он явно не хватал, но сотрдуником был неплохим. Иначе мы бы не стали его переводить из нашего подмосковного филиала в Москву. Между прочим, инциатором перевода был именно я и поэтому можете себе представить, как именно я к нему относился. До этого дикого случая в отеле «Марриот».
— Вы изменили к нему свое отношение? Почему?
— Во всяком случае переосмыслил. Я очень хорошо знал нашего Ахмеда Абасова. И понимал, что он не станет убивать человека по незначительным причинам. Его нужно было серьезно довести. Не знаю, что у них там произошло, но, очевидно, Паушкин тоже оказался не лучшим из ангелов.
— И вы ничего не предполагаете?
— Я финансист, а не бабушка Ванга, чтобы гадать. Это не моя профессия. Ахмеда действительно жалко, он был очень толковым специалистом.
— Вы не замечали никаких перемен, которые происходили с Абасовым? Или с Паушкиным?
— Ничего не замечал. Разве что Абасов в последние месяцы был более раздражительным и нетерпимым, чем обычно. Не более того. Но он южный человек, ему простительно. Это мы, прибалты, обычно думаем, размышляем, взвешиваем и лишь потом говорим. А у него обычно бывает спонтанная реакция. В последние годы я думаю, что реакция южных людей гораздо более правильная, чем наша. Ведь их реакция идет от горячей натуры. А мы взвешиваем и размышляем, часто не решаясь на конкретные действия.
— Интересная теория. А Паушкин тоже изменился?
— Нет. Я ничего не замечал.
— В день убийства кто-то вошел в кабинет Паушкина и устроил там подлинный разгром.
— Я об этом знаю. Все считают, что это сделал сам Абасов.
