- Плохие вести, сестра?
- Плохие, сестра, - и альта осторожно провела рукой по притороченному к крупу лошади свёртку, в человеческий рост.
- Кто? - сдавленно спросила женщина.
- Кассандра.
- Как это произошло? - едва уловимым шёпотом вопросила Виктория.
Я смотрел на неё, и не узнавал. Лицо исказила гримаса запредельной боли, словно она была физической. Обычно моя женщина в минуту опасности или душевного волнения принимала боевую стойку, но сейчас её не хватило даже на это, она просто стояла, не в силах пошевелиться, буквально сражённая страшной вестью. Я не стал ждать дальнейшего развития событий, просто подхватил возлюбленную на руки, и она тут же уткнулась лицом в моё плечо, с трудом сдерживая рвущиеся из глубины души рыдания. При этом, однако, она жёстко обрезала нашу эмоциональную связь, не желая погружать меня в свою боль.
- Зачем ты так резко её огорошила, альта? Нужно было сначала хотя бы пройти в поместье, - начал я отчитывать нежданную вестницу, с трудом сдерживаясь от более резких выражений.
- Так надо, человек. Мы так живём.
- Мне плевать, как вы жили до моего появления, но если ты ещё раз огорчишь так резко мою возлюбленную, я тебя убью, альта. Клянусь, - меня распирали самые противоречивые чувства. Я даже не представлял, что простое переживание за возлюбленную способно так меня взвинтить. Говоря с вестницей, я буквально шипел, и если бы мои руки не были заняты всхлипывающей Викторией, я бы точно выхватил клинки.
- Я... не знала, - тихо прошептала мне в ответ ошарашенная альта. - Куда нужно идти? - послушно спросила она.
Я не ответил, занятый безуспешными попытками успокоить возлюбленную, лишь сделал жест следовать за мной. Все мои попытки расшевелить Викторию разбивались о немое оцепенение, в котором женщина почти не реагировала на происходящее вокруг. Ночная вестница следовала за мной по пятам, о чём недвусмысленно говорил доносившийся сзади перестук копыт. По дороге мы один раз натолкнулись на патруль, но я так посмотрел в глаза командиру отряда, что он отшатнулся назад, больше не предпринимая попыток разобраться в самочувствии моей необычной ноши. Затем он пригляделся внимательней к ночным путникам, и, опознав альту, приказал своим обойти нас по дуге.
В поместье мне пришлось добрых полчаса приводить Викторию в порядок, даже ласки и нежные слова не слишком помогали. Только когда я чуть ли не силой заставил женщину выплакаться, ей немного полегчало; хотя мертвенная бледность с её лица никуда не делась, и губу она то и дело закусывала. Более-менее взяв себя в руки, возлюбленная высвободилась из моих объятий, и мы спустились в холл, где расположилась наша неожиданная гостья.
- Рассказывай, сестра, и извини меня за этот срыв, - предложила ей Виктория, усаживаясь прямо на ковёр в центре зала. Она при этом напрочь проигнорировала роскошный угловой диван, стоявший по периметру ковра. Ночная гостья, до этого недвижимо стоявшая у окна, уселась напротив моей альты, и я тоже не нашёл ничего лучше, чем присесть рядом.
На замечание о срыве гостья промолчала и сразу приступила к рассказу. Видно, не хотела бередить рану, либо по какой-то ещё, понятной только ненормальным альтам, причине.
Они как раз расположились в поместье Кассандры, что в столице Глации, и та начала развлекать их своими новыми песнями. Кассандра была бардом от бога, и, кроме совершенного слуха и красивого поэтического слога, имела ещё и способность произвольно излучать эмоции. Конечно, при общении друг с другом эмоции у альт текли естественно и в обоих направлениях, но вот с людьми... Обычно альты могли лишь чувствовать эмоции людей, и, если напрячься, передавать короткими посылами свои собственные эмоции конкретному человеку. Кассандра же могла это делать совершенно непроизвольно, интуитивно, даже не задумываясь над тем, что именно она делает. Для себя, да и для всех окружающих, она просто потрясающе пела, и главы родов наперебой пытались затащить её к себе на балы и разнообразные празднества. Как бард, женщина отличалась крайне ветреным характером, поэтому принимала такие приглашения лишь по настроению. Это часто становилось причиной разборок между родами, магических дуэлей и, вообще, всевозможных конфликтов, которые не слишком одобряли остальные альты. Но ей было глубоко безразлично, женщина просто жила, полностью отдаваясь искусству, и ничего не могла сделать со своим изменчивым, словно капризная муза, характером.
