Хорошее местечко, и, если с кем-то необходимо переговорить по душам, лучше этого заведения во всей столице не найти. Надо взять на заметку, думаю, когда-нибудь пригодится.
Ко мне подошёл молодой и строгий официант с аккуратными тонкими усиками под носом и словно каменная статуя застыл рядышком.
– Молодой человек желает что-то заказать? – Он учтиво склонил голову, но в его голосе мне послышался сарказм.
Видимо, этот паренёк решил, что я очередной искатель счастья, только вчера выбравшийся из лесов и ещё не понимающий, куда он зашёл. Что сказать? Так думать он имеет полное право, поскольку узоров на мне нет и на спине не написано, что крепкий блондинистый парень слегка за двадцать в брезентовой горке, куртке и стоптанных берцах – герой Конфедерации, получивший Кубанский крест за номером четырнадцать из рук самого президента. Хм! Ничего, значит, врастаю в гражданку, и это хорошо, что во мне военного сразу не разглядеть.
– Любезный, принеси мне чайку и бутербродов с колбаской. – Я отвернулся от официанта и с показным безразличием стал рассматривать в окно «логово серых кардиналов».
Лицо официанта, отражение которого я мог видеть в стекле, по-видимому, сильно оскорблённого таким моим пренебрежительным отношением к его любимой конторе, еле заметно скривилось, и он сказал:
– Это здание СБ Конфедерации, молодой человек.
– Угу, – только и промычал я. – Чаю и бутербродов, любезный, живей.
Официант умчался на кухню, а я продолжал ожидать полковника Ерёменко, моего бывшего комбата, который сейчас пристроился на работу в здании напротив. Именно в этом заведении мы договорились с ним сегодня встретиться во время его обеденного перерыва.
Третий день я нахожусь в столице, живу в гостинице, присматриваюсь к городу и прикидываю, что делать с деньгами и акциями, полученными от полковника. Деньги, понятно, частью лежат в банке, а частью – у Егора Черносвита в посёлке Гвардейском. С ними проблемы нет, эти суммы будут потрачены на мой дом, куда я свою будущую жену приведу, и на обзаведение хозяйством. А вот с акциями работать непривычно, хотя и что это такое, я понятие имею.
Самая большая доля у меня (пять процентов) – в фабрике «Черносвит». Это заводик, который производит противопехотные мины МОН-50 и ОЗМ-72, а с недавнего времени ещё и сигнальные ракеты выпускать стал. Всего за пару лет акции, которыми я владел в этом предприятии, по рыночной стоимости удвоились в цене. То есть вкладывал я пятьсот золотых, а сейчас, если бы захотел эти акции продать, получил бы за них более тысячи. Что ни говори, а наш бывший комбат – мужик башковитый, и этого у него не отнять, он точно знал, что будет пользоваться спросом, и не прогадал.
Остальные акции относились к Краснодарской оружейной фабрике, судостроительному заводу «Залив», заводу Воровского, заводу «Прибой» и Лабинскому заводу по производству сахара. Все вместе мои ценные бумаги тянули почти на пятнадцать тысяч конфов, сумма более чем приличная, и такой старт, какой есть у меня, не у всякого нашего доморощенного олигарха имеется. Теперь мне предстояло решить, продавать все эти бумаги или положить их в Госбанк и жить на дивиденды. Прикинув, что к чему, я решил, что с продажей акций торопиться не стоит и полгодика можно спокойно обождать. Ценные бумаги в цене только растут, продать их я всегда успею, а основные траты мной планируются только на весну.
– Предъявите свои документы, – услышал я позади себя голос, который прервал мои размышления, и разглядел в стекле отражение пожилого полицейского лейтенанта из столичного батальона ППС.
«Вот же халдей, стукач поганый, наверняка решил бдительность проявить и вызвал наряд, – подумал я про официанта. – Ну ладно, шпион недоделанный, ты делаешь свою работу, а мне бояться нечего».
Неспешно развернувшись к полицейскому, я небрежным движением распахнул курточку. И первое, что блюститель порядка увидел, – это висящий в наплечной кобуре ТТ-33, моё личное оружие, ни разу не подводившее своего хозяина, и было схватился за свой табельный наган. Но следом он разглядел на моей груди чёрный крестик с мечами, вытянулся и сказал: