Когда вскоре офицер вернулся, он скакал стремя в стремя с веснушчатым молодым человеком в форме телохранителя Зеноса. С копья был удален наконечник, и вместо него на конце ясеневого древка развевался квадрат кремового шелка. Волос его не было видно, так как начиная с бровей его голова была забинтована, но его широкие усы и заостренная борода были кирпично-красного цвета. Его левая забинтованная рука, похоже, остерегалась лишних движений. Тем не менее он умело управлял поводьями и сидел на своей большой серой лошади с ловкостью прирожденного наездника.
Милон попытался быстро просканировать поверхностные мысли герольда, найдя их такими же дружелюбными и открытыми, как веселые зеленые глаза.
Но там были и другие мысли, появившиеся, когда веснушчатый юноша впервые заметил Альдору. Один быстрый взгляд на нее дал понять Милону, что и она также прочитала эти мысли. След улыбки растянул уголки ее рта.
Герольд воткнул тупой конец копья в чернозем, ловко спешился и шагнул к Милону. Он поклонился, а затем тщательно отдал честь. Вблизи Милон разглядел обильный пот, стекающий по его лицу, стиснутые зубы и сжатые челюсти.
– Ему больно,– быстро мысленно сказала Альдора.– Очень больно. Но он скорее умрет, чем выдаст себя. Милон, он прекрасный юноша, достойный и гордый.
Милон улыбнулся.
– Теперь, когда с формальностями покончено, юный сэр, не присядете ли вы с нами выпить вина?
Томос Гонсалос пил вино, несмотря на явную жажду, аккуратно, маленькими глотками. Посмаковав, он учтиво похвалил вино и серебряную чашу, в которой оно было подано, сделал комплимент хозяину и хозяйке, подобно истинному джентльмену.
Он привез приглашение от короля Зеноса, который просил Верховного Владыку Милона, Верховную Владычицу Альдору и их четырех капитанов разделить с ним вечернюю трапезу. Король Зенос считал, что поскольку некоторые из его предков имели стойкую репутацию вероломных людей, он разрешает своим гостям приехать с любым количеством телохранителей, какое они сочтут необходимым. Он подчеркивал, что его намерения честны, но он желает, чтобы его гости чувствовали себя в безопасности.
После часового легкого разговора и еще одной пинты вина Томосу было сказано, что он может возвращаться и объявить о том, что приглашение короля Зеноса принято. Однако, не успев встать, Томос покачнулся и, не сделав и двух шагов к коню, безжизненно свалился на траву.
Альдора была на коленях возле герольда, прежде, чем кто-либо успел двинуться вперед. Она опытной рукой оттянула веко и затем объявила:
– Он горит в лихорадке. Один из вас пусть скажет, чтобы принесли конные носилки. Кто-нибудь, помогите снять с него кирасу, но осторожнее, помните об этом. У него могут быть другие раны, не столь заметные.
У Томоса была рана с медленно сочащимся гноем и сукровицей. Она была кое-как перевязана, и трение о высокую заднюю луку седла протерло повязку.
Ближайший телохранитель побледнел и коснулся своего солнечного амулета,
– И он прискакал сюда улыбаясь! Как он в седле-то сидел?
– Вся жизнь на самодисциплине, не одно поколение благородных предков и десять лет чистого мужества. Вот тут, солдат, лежит настоящий мужчина! – ответил ему Хербут Май.
Неся копье Томоса Гонсалеса с белым полотнищем, Милон на своем жеребце, не остановленный постами, въезжал в предместье лагеря Зеноса. Лагерь был примерно таким, каким он и ожидал его увидеть: под самодельными укрытиями стонали и бредили раненые, воздух, наполненный мухами, был тяжелым от тошнотворных миазмов смерти и разложения. В одной стороне офицер в иссеченных доспехах, прихрамывая, руководил рытьем длинной массовой могилы, и груда трупов терпеливо ждала ее завершения. На вопрос Милона офицер указал направление к «резиденции» Зеноса.
Рядом с маленьким шатром Милон спешился и направился к входу. Два усталых копейщика преградили ему дорогу и вежливо спросили его имя и звание, а также, по какому делу он пришел.
Когда Милон им ответил, они выпучили глаза, и правый копейщик громко позвал:
– Коллис Гримос. Пожалуйста, милорд, Коллис Гримос...
Знатный офицер, прихрамывая, появился у входа.
