– Как я слышал, ты собираешься кастрировать меня прежде, чем убить? Я не такой жестокий, но возможно, я выколю тебе глаз или два, а?
Край щита был прижат к горлу Вахроноса. Когда дрожащий наконечник меча приблизился к его глазам, он дернул головой в сторону и перерезал себе горло. Несколько секунд Паулос оставался стоять, затем его губы шевельнулись, но послышался только булькающий звук, затем его колени подогнулись – и он рухнул лицом вниз.
* * *
Александрос отдыхал в прохладе оружейной, Филипос и Джири массировали его мускулы, обсуждая схватку. Вдруг раздался стук в дверь и в комнату вошел один из офицеров охраны. Филипос встал.
– В чем дело Ставрос?
Улыбаясь, тот отсалютовал Александросу.
– Милорд, прекрасная работа. Прошу прощения, но один из дружков Вахроноса просит аудиенции.
Когда дверь открылась, в комнату вошел Шайдос, сопровождаемый двумя мужчинами, бывшими, кстати, на балу Паулоса. Дружок покойного Вахроноса был грустен, губы вытянуты, одна из щек спазматически подергивалась. Но Александрос не обнаружил ни тени страха в его глазах.
– Лорд Александрос, я вынужден признать, что не ожидал такого конца поединка. Я послал своих друзей к себе домой за доспехами и оружием. Если Вам угодно драться немедленно, то я смогу подобрать себе оружие в этой комнате.
Морской Владыка потянулся и спокойно сказал:
– Лорд Шайдос, я не буду заставлять Вас драться незнакомым оружием. Я подожду. Кроме того, почему бы нам не переменить смертный бой на бой до первой крови? Я не имею желания убивать Вас.
Губы Шайдоса грустно искривились.
– Вы очень великодушны, сэр, я благодарю Вас. Но я лучше умру, чем буду жить в бедности. Я заработал все, что имею, у бедного Паулоса.
Александрос потянулся опять.
– Ну, как хотите.
Проходя через комнату к выходу, он услышал, как старый Джири сказал:
– Я надеюсь, что две с половиной тысячи франков будут мне выплачены перед вашими похоронами, Шайдос. Я не люблю собирать долги с вдов.
Опять старший капитан Натос громко огласил правила и порядок, но добавил:
– Лорд Шайдос, я узнал, что лорд Александрос был так добр, что предложил бой до первой крови. Вы согласны?
Золотые узоры, выложенные на шлеме Шайдоса, блеснули на Солнце, когда тот покачал головой. Натос сказал:
– Хорошо. Расходитесь по местам, господа.
Сомнения Александроса, что его противник вряд ли будет быстрым и опасным, скоро рассеялись. Кричаще одетый противник бросился на него при первых звуках барабанной дроби.
Морской Владыка легко отбивал каждый удар и выпад своим мечом и щитом, но они раздражали его. Он упрямо защищался, отбивая атаку за атакой, зная по опыту, что его противник скоро выдохнется – ни один смертный не мог выдержать такой темп долгое время.
Так оно и оказалось: постепенно удары Шайдоса стали слабеть, его нож и щит двигались медленнее. Когда щит случайно опустился, обнаружив его напряженное покрасневшее лицо, Александрос двинулся вперед, отбив в сторону щитом меч Шайдоса, и ударил прямо по глазам. Это ему удалось, хотя Шайдос и поднял щит вовремя, но меч проник как раз под верхний край его шлема дюйма на два вглубь. Еще не осознав, что произошло, Александрос изо всех сил дернул меч, стараясь вытащить его. Меч выскочил со странным чмокающим звуком из головы Шайдоса, и тот бездыханный рухнул у его ног.
Затем Александрос наклонился, чтобы перевернуть его, и это спасло ему жизнь. Топор, брошенный ему в лицо, отскочил от его шлема со вспышками и грохотом и свалил его на колени.
Он не увидел и не услышал, как Хилиос, крича и ругаясь, перескочил через барьер и бросился к нему, размахивая мечом. Но не успел сделать и двух шагов, как две черные стрелы вонзились ему в грудь. Александрос покачнулся и упал одновременно с Хи-лиосом.
– Я знала, что Вы убьете его, задолго до того, как это случилось, лорд Александрос. Но это неразумно для наших королевских особ так рисковать.
Альдора вернулась на другой день после дуэли, и Мора, наконец, нашла свободный вечер, чтобы посвятить его своему гостю. Улыбаясь, он сказал:
– Смотреть на действие со стороны и принимать в нем участие – разные вещи. Я благодарен Вам, миледи, но я мужчина, и, как известно, мужчина должен сражаться,– произнес он это вежливо, но твердо.
