— Перемудрил ты, друг Радогор. — Возмутился Ратимир. — Запугал я тебя сказками об этом мече. Теперь всюду тебе мерещиться будут те. Кому меч надобен. А эти не только твоего меча не видели, себя не помнили.
Бэр, что — то уловив в его голосе, глухо заворчал. А вран, пока длилось побоище, державшийся в стороне. Снова сел на его плечо и, склонив голову на бок, вслушивался в их беседу, следя черным глазом за воеводой.
Смур оскорблено засопел, сверкнул глазами… встретился взглядом с вещей птицей и неожиданно громко расхохотался. Погрозил ей пальцем и гаркнул, что есть силы в дверной проем.
— Невзгода, собачий сын! Леший бы побрал всех трактирщиков вместе с их непотребными женками. Малый бочонок вина в воинскую избу и все, что к нему полагается. — И подмигнул Радогору. — Мы же посидим там, подумаем что и как. Остромысл, не тем будь помянут, уж нашел бы, как вывернуться из всего этого, да еще и с прибытком. Ну и мы не на дороге найдены.
Обвел строгим взглядом толпу, собравшуюся перед постоялым двором, и хмуро проговорил.
— А вы, что собрались? Или дел других нет, как только глаза продавать? Тогда вместо того, чтобы ротозейничать, помогите этому… Невзгоде трактир обиходить. И женке его, Барсучихе нелепой прибраться.
Раздвигая толпу руками двинулся к воинской избе.
Радогор, ловя на себе удивленные, а порой и восхищенные взгляды, чувствовал себя неловко. И пытался спрятаться за спиной Ратимира. Люди стояли плотно. А тот всякий раз отодвигался в сторону, открывая его взглядам.
Уйди далеко они не успели. Остановил их хриплый застуженный голос, напоминающий скорее звериный рык.
— Постой, воевода!
Услышали они. И все трое остановились.
К ним широкими и, быстрыми шагами приближался северный воин. Детина, на голову возвышающийся над толпой. Грузный, с объемистым брюхом и толстыми, как бревна, голыми руками. Густая рыжая шерсть целиком покрывала его лицо и звериной гривой свисала на плечи, на медвежью шкуру из — под рогатого шлема. Между рогами кабанья харя клыками на людей уставилась. На поясе, поверх брюха, широкий, прямой меч с боевым ножом. Воин даже не пытался сдержать, душившую его, ярость.
— Постой воевода! — Снова проревел он.
Воевода нахмурился. Воин был недопустимо дерзок с ним.
— Почему оружно в город зашел? — Добавляя в голос металла, спросил он, сведя брови к переносице.
За спиной воина он увидел еще с десяток таких, один в один, как от одной матери, бойцов.
— В твой город опасно заходить безоружному!
Гнев мешал воину говорить, и Смур, скорее угадал, чем расслышал его слова.
Мои воины поверили в эту глупость и что? Половина из них уже никогда не услышит стона умирающих врагов и скрипа весла в уключине. А их глаза не увидит волны, убегающей за корму «Дракона». Остальных же ты, воевода, не имея на это никакого права, бросил в грязную, вонючую яму на съедение червям.
Воины за его спиной встретили слова дружным ревом. И потянулись руками к оружию. Собравшаяся же толпа невольно шарахнулась назад.
— Здесь, воин, могу требовать только. — Смур чувствовал, как от закипающей злости, сжимается его сердце. Отвык он за многие годы от подобного обращения. Своими бесчинствами они распугали гостей города. Задирали их, разгромили трактир, обидели. жену хозяина, чем нанесли оскорбление городу.
— Это мои воины. И только я, ярл Гольм — Свирепая секира, могу судить их. Только я волен в их жизни и смерти. И поэтому требую немедленно освободить их с той вирой, которую я укажу. А за убитых кроме виры отдай мне того молодчика, который убил их.
Воевода терял последнее терпение. И Ратимир начал уже думать, что дело добром не кончится. Еще слово и начнется резня. Поймал взглядом одного из своих дружинников и глазами дал ему понять, чтобы бежал на пристань. Тот качнул головой и, не заметно, так, чтобы не привлекать к себе внимания, выбрался из толпы и скрылся в улице, ведущей к стоянке их лодий.
— Следи за словом, ярл! — В голосе воеводы слышалась, плохо скрытая, угроза. — Не со мной, с городом говоришь. Так и без языка за дерзостные слова можно остаться. — Воин Радогор не просто гость города. Сам город обязан ему многим. Угрожая ему, угрожаешь городу.
