— Люди теперь не знают, за что цепляться? Что реально и надёжно в окружающем мире, а что нет? А так как командование показало свою полную несостоятельность, а новая сила — свою силу и надёжность, цепляются за меня?
— Ты всё правильно понимаешь, Меч Республики… — офицер сделал паузу, буквально впившись в меня взглядом своих пронзительных серых глаз. Нет, его взгляд не был тяжёлым, скорее, он был профессионально пронзительным, с лёгким налётом безумия. Подобных людей называют принципиальными, хотя на деле они просто немного помешаны на чём-либо. Если до того во взглядах разведчика я ловил лёгкий намёк на уважение, то теперь оно переросло в неколебимую уверенность. Он мне почему-то живо напомнил того младшего офицера, вогнавшего спицу в бок Председателя Правительства. Офицер, между тем, продолжил. — Я ведь тоже зацепился. Зацепился за тебя. Только с самого начала, когда никто ещё ничего не понимал.
Мы ещё несколько секунд поигрались в гляделки, а потом Моллис понятливо направился к выходу. Мне нужно было обдумать сложившуюся ситуацию. Очень вероятно, что в свете новых событий действовать нам придётся уже вчера. Когда разведчик уже стоял на пороге, я попросил его направить ко мне Павла. Покидать крейсер до решения всех глобальных задач решительно не хотелось, слишком мы с ним сроднились.
Я расположился в обычном кресле, одном из двух, что всегда находились поблизости от стола. Откинулся на податливую спинку и попытался прикинуть дальнейшие планы. Вот только появившееся со словами Моллиса чувство свободы мешало. Оно окрыляло, будоражило кровь. По сути, я впервые оказался в ситуации, когда могу спокойно лететь в любую систему Литании, особо не скрываясь, будучи уверен, что меня там не встретят враждебно настроенные флотские соединения. Вот тебе и рейдерство по коммуникациям! Выходит, от моего рейда сильней всего пострадали информационные и идеологические коммуникации. Воистину, так воевать куда эффективней, чем тупой грубой силой. Вопрос: почему республиканки не используют подобный подход в своей повседневной колонизаторской деятельности? Ведь не могут они о нём не знать. Значит, есть причины. От размышлений меня оторвало появление в каюте боевого товарища.
— Здравствуй, Леон. Моллис говорит, ты хотел меня видеть?
— Мог бы и без Моллиса догадаться, — пробурчал я, отвлекаясь от неприятных мыслей. Появление старого товарища реально взбодрило.
— Мы могли бы и на планете увидеться… — протянул он. — Я так понимаю, ты по делу со мной хотел поговорить?
— Да, — вздохнул я. — Сейчас, да. Видел информацию по флотским?
— Ты про докладную записку Правительству? Да, видел.
— Твоё мнение. Как мы можем это использовать?
— Напрашивается возможность заняться планетами…
— Планетами? Ты предлагаешь десант? Но там и без флота мощные системы ПКО.
— Леон, ты не учитываешь одной возможности. В системе ПКО служат люди. Если на планете начнёт твориться чёрти что, они сами тебя попросят спуститься.
— Массовые беспорядки? Утрата контроля над населением?
Я задумался. Действительно, стоит представить себя на месте людей, служащих в защите планеты, и их поведение в такой ситуации уже не кажется прогнозируемым. Особенно, если им надоел беспредел. Особенно, если на планете их друзья и родные. В такой ситуации люди могут воспринять приход хоть какой-то силы, внутренней силы, с облегчением. А меня воспринимают именно как силу внутреннюю.
— Да. Наверное, я слишком много общаюсь со Стондуром… Деформируюсь, следом за ним, — вдруг ответил на мои риторические вопросы товарищ.
— Он мне показался грамотным специалистом.
— Ну да. Только он узкий специалист. Ему не хватает… — Павел попытался подобрать подходящее слово, но оно упорно ускользало. Тогда он щёлкнул пальцами, и почти сразу выпалил. — Воображения! Вот! Вот чего ему не хватает!
— Хорошо, допустим, на планете начинаются массовые беспорядки. Безвластие. Гибнут люди. Правоохранители парализованы. Реки крови. Мы подлетаем, и нам молчаливо предлагается навести порядок. Высаживаем десант. Но это улицы, Павел. Что дальше? Власть остаётся там же, где и была…
