Так вот, балка Оползневая образовалась тогда же. Странная связь, не так ли? Эту балку отделяют от реки Берелех несколько тысяч километров. Точно вся Земля вздрогнула. Недра проснулись. Именно тогда произошли многочисленные извержения вулканов. И одновременно треснула гора Ахун.
Но выше балки все осталось по-прежнему — особый мир, допотопный мир. Мне кажется, там даже растительность это чувствует. Основная масса горы Ахун, где мы с тобой бродили по каменистым тропам, осталась неподвижной. Тот кабан, который испугал нас выше балки, имеет право ничего не знать о катастрофе, даже если он каким-нибудь чудесным образом будет наделен разумом. Люди, конечно, должны знать. Потому что Атлантида действительно оказывает влияние даже после своей гибели. Это показала самая кровопролитная из войн. Высокопоставленные убийцы нередко держали совет с мистикой. И в этом ты прав.
Петер Госсе — Валентину Никитину
Давно ли ты был в этой роще? Видел ли с тех пор балку? Внизу, в реке, много рыбы. Вся река казалась серебристо-искрящейся. Мы стояли на деревянном настиле. Потом спустились по камням. Цепляясь руками за белые стволы самшита, подобрались к берегу. Вошли в воду. Стаи рыб убегали от нас. Вода была ледяной, но приятной. Все ущелье голубое, светлое. Сейчас оно такое же? И все там по-прежнему?
Что за удивительные деревья нам попадались? В роднике рос куст, зеленый и густой. Что это за куст?
Валентин Никитин — Петеру Госсе
Этот куст — водяной папоротник. Венерины кудри. Так он называется. Да, я бывал там. Деревянного настила над рекой уже нет. Туристскую тропу укоротили почти втрое. Теперь туда ходят по асфальтированной дороге. В пещере уже не живут летучие мыши. Почему — не знаю. С асфальтированной тропы сходить не разрешается. Верхняя часть маршрута закрыта вообще. Каюсь, я сошел с тропы, прошел туда, вверх, к развалинам старой крепости, построенной неизвестно кем. Мы были с тобой у этой крепости. На горе много желудей, но кабака я так и не встретил. Может быть, и кабанам отвели асфальтированные площадки?
Река стала мельче. Заметно мельче. И рыбы в ней почти нет. Раньше после дождей вода доходила до камней набережной по обоим берегам. Теперь даже после ливня воды мало, она не закрывает камни на дне. Внизу, там, где река впадает в море, мы сооружали с тобой плотины из камней в узких протоках. Через них прыгала рыба. Ваши туристы солидно наблюдали за нами. Наверное, мы еще были молоды.
Что за деревья тебе запомнились в роще? Наверное, это падуб, ясень, тис, лавровишня, хмелеграб. Допотопный лес.
Все, что началось тогда, продолжается. Ущелья, образовавшиеся тогда, размываются водой. Камни со дна горных рек переносятся к устьям силой воды. Из этих камней кое-где на юге строят индивидуальные дома. Они тоже памятник Атлантиде. Говорят, таким образом срыли не один пляж. Реки мелеют с тех самых пор, ибо трещины поглотили воду источников. Летучие мыши держались в пещере до последнего, все 11800 лет, пока их не забросали мусором.
Все течет, все изменяется, но изменения эти определены характером катастрофы. Время, как река Хоста, берет истоки в верховьях — там девственные горы, пережившие катастрофу и потопы.
Петер Госсе — Валентину Никитину
Нас сопровождала собака. Но в роще ее с нами не было. Она появилась позже. Когда? Большой пес с бурой шерстью… Я помню его на пляже, на том са мом пляже, где темный раскаленный песок. Днем он исчезал, к вечеру появлялся. Когда мы шли по шпалам, оглушенные солнцем и купаньем, он брел за нами следом, и мы знали, что он предупредит нас о приближении поезда. Поэтому мы никогда не оглядывались, как другие. Иногда я оставлял своих, и мы шли вместе в шашлычную «Глициния» — четыре столика в темной зелени у берега. Пройти туда можно было по городскому пляжу или с противоположной стороны — оттуда, где расположен морской вокзал Хосты. На первом этаже вокзала был рыбный ресторан, куда мы тоже заходили. В «Глицинии» пес был с нами. Они никогда не набрасывался на еду, он управлялся с ней так, чтобы не обгонять нас. В ресторан он, понятно, с нами не заходил, ждал у выхода.
