Пыхтя и отдуваясь, камергер помчался в гавань и там приказал немедленно отрезать ему три плавника макрели. Завернув их в бумагу, он чуть ли не бегом поднялся на холм, к Храму. Он мчался, словно двенадцатилетний мальчишка.
Уже на пороге Берли столкнулся с Плезентой. Одной рукой она приподнимала свои длинные юбки, в другой сжимала несколько веточек лиомила.
Берли и Плезента дружно ахнули, только сейчас представив, как они должны выглядеть со стороны. Что это на них нашло, заставив бегать по улицам? Они же не кто-нибудь, а лорд-камергер и аббатиса марнерийского Храма!
Взяв себя в руки, Берли и Плезента постарались идти спокойно, со своим обычным достоинством. На миг им это удалось, но ноги не желали стоять на месте. Уже через несколько секунд лорд-камергер и аббатиса, снова бегом, задыхаясь, поднимались по лестнице туда, где лежала Лессис.
Комната была полна дыма. На алтаре горел огонь. Стоя в изголовья кровати Лессис, Рибела читала Биррак, образуя основание и склонения для Великого Заклинания, которое она намеревалась осуществить.
Пришла леди Флавия с белой голубкой и парой ножниц. Рибела продолжала колдовать. Ветки лиомила были возложены на алтарь и сгорели, наполнив комнату сладким ароматом. Потом пришла очередь плавников макрели, и к мускусному запаху лиомила добавилась вонь горелой рыбы. А Рибела читала дальше. И понемногу ее голос набирал силу, создавая полные объемы и формуя их с помощью creata cadenza – так называемого «ритма творца». Гремели и шипели Слова Силы. Отрезав голубке голову, Рибела брызнула кровью на алтарь.
Мертвая птица неподвижно лежала на ладони ведьмы, но все явственно услышали паническое, понемногу стихающее хлопанье крыльев. Рибела возложила руки на лоб Лессис. Затем что-то прошептала ей на ухо.
Глаза Лессис на мгновение открылись. Она слабо улыбнулась. Рибела приложила ухо к губам старой ведьмы. Лессис что-то прошептала на языке кошек.
Повернувшись к сиделкам, Рибела знаком велела им вернуться к постели больной. Затем вышла из комнаты.
– Кто делал хирургическую операцию леди Лессис? – спросила она у последовавшей за ней Фи-айс.
Та замешкалась, сбитая с толку этим неожиданным вопросом.
– Давай, женщина, не тяни.
– Главный хирург Марнери, Кэрлисо.
– Значит, у вас тут хирург – мужчина. Ну что ж, его надо поздравить. Прекрасная работа. Просто великолепная. Скажи, как давно вы здесь, в Марнери, позволили мужчине быть хирургом?
– Мужчине?
– Ну да, существу мужского пола, – словно говоря с идиотом, пояснила Рибела.
– Не знаю, леди. Наверно, со дня основания города.
– Невероятно. Вы уверены, что можно ему доверять? Мужчины – рабы своих эмоций. По моему опыту, они в большинстве своем просто не пригодны для тонкой, кропотливой работы.
Тут Фи-айс вспомнила – Рибела была родом из Дифвода, самого консервативного матриархального кантона Кунфшона.
– Здесь, в Аргонате, у нас все по-другому, – сказала она. – Мужчины имеют такие же права, как и женщины.
– Я слышала об этом, – ответила Рибела.
Похоже, ей не больно-то нравилось подобное положение дел. Мгновение спустя, оставив Фи-айс и Плезенту, она уже отвела в сторону Берли.
Камергер тяжело дышал. Он так и кипел от негодования. Заставить его, лорд-камергера, носиться взад-вперед, как мальчика на побегушках? Это просто неслыханно. Это невыносимо. У него же мог быть разрыв сердца!
Рибела стояла, глядя на него страшными черными глазами. Когда она так смотрит, пошевелиться невозможно.
– Я должна немедленно отправиться в Урдх. Ситуация там крайне тревожная.
«Чем скорее, тем лучше», – подумал Берли.
– Приношу вам свои извинения, лорд-камергер, – продолжала ведьма, заметив недовольное выражение лица Берли. – Лессис была так близка к смерти, что я не могла терять ни минуты. Я благодарна, что в вашем возрасте вы еще можете так быстро бегать.
– Гм-м-м…
– Порой, мой любезный лорд, всем нам приходится брать на себя обязанности, далеко выходящие за рамки обычных наших дел.
Берли заметил веселую искорку, промелькнувшую в холодных, невозмутимых глазах. Для Рибелы это была шутка, и она приглашала камергера посмеяться вместе с ней. В конце концов, как она сама здесь очутилась? У нее была своя работа. Работа, важность которой Берли не мог даже и вообразить.
