– Да, кофе я заслужил, несомненно, есть вещи отдаленные и есть близкие, память возвращает время событиям и имена людям, памяти многое дано, по правде, все уходит мало-помалу в прошлое, Бенисья была тогда девочкой, Адега, ее мать, недавно овдовевшая, очень хорошо выглядела, Монча всегда была элегантной, истории теснятся в мозгу, в нашей семье никто никогда не написал разумного завещания, это не экзамен на здравый смысл, но близко к этому, похоже, Раймундо всегда нравились горы, у меня никогда не было здоровья в избытке, помню, однажды Раймундо сказал мне: я хожу на волка, на кабана, но не на кролика, это – для кастильцев, они выходят утром в поле с ружьем и палят по всему, что движется, по тому, что живо, будь то голубь, кролик, ребенок, все равно, Раймундо был на островке в дельте Миссисипи, где говорят по-испански… один сеньор сказал другому вполне серьезно: вы ошибаетесь, умный – это тот дурачок, который умирает молодым…
Робин Лебосан роняет голову на грудь и засыпает, когда в мозгу появляются мысли, это знак того, что тобой овладевает сон, такое происходит со всеми.
– Почему не ляжешь в постель?
– Видишь ли, я ночью писал, хочу сейчас прикорнуть, чтобы весь день не быть разбитым…
Танис Гамусо рвет крапиву левой рукой не переводя дыхания, крапива жжет лишь того, кто останавливается, легко рвать крапиву, не обжигаясь, собаки воют со скуки, а также при полнолунии или чуя чью-нибудь смерть, лебеди в саду сеньориты Рамоны, которые уже должны быть очень стары, Ромул и Рем (стары для лебедей, понятно), плывут по пруду с неудовольствием, это их дело. Танис Гамусо втихомолку смеется, слыша, как шуршит дурная трава.
– Пусть я девка, но ты мерзавец, это хуже. Хочешь, скажу это при всех и при хозяйке, если сейчас же не уйдешь и притом глядя в землю, я тебе скажу это при всех в салоне, слышишь?
Марта Португалка ненавидит Эутело, или Сироласа, видеть его не может с тех пор, как он плюнул в лицо слепому Гауденсио.
– Почему не плюешь в меня? На мне юбка, а на тебе штаны, но ты не осмелишься, потому что ничтожество и дерьмо, попробуй, я тебя убью, клянусь тебе!
Парроча выставила Сироласа на улицу и послала Марту Португалку на кухню.
– Не возвращайся сюда, ты не в своей тарелке, выпей кофе и успокойся, сегодня много работы, придут итальянцы.
Дон Венансио Леон Мартинес, нотариус, нумизмат и генеалог, наполовину больной, наполовину выродок, проводит жизнь, сося кофейные пастилки вдовы Солано, у него дурные мысли, дон Венансио покончил с собой на кладбище Богоматери дель Кармен, так зовут кладбище в Логроньо, мало кто его знает, кладбище на дороге в Мендавию, идя по мосту Пьедра, не минуешь Эбро Чикито, далее бойня, электростанция и заведение Леоноры, дон Венансио сперва пошел к дому Леоноры и бросил Модесте кошелек, бросил очень небрежно; Модесте он показался рассеянным.
– Дон Венансио был со странностями, не хотел, чтобы я мыла ему член с перманганатом, принимался молиться господу нашему, его тошнило, он немного косил, вероятно, что-то у него болело, голова или зубы, кто знает.
Дон Венансио любил музыку и играл на арфе очень ритмично, а писал это слово «харфа».
– Он вам не напоминал царя Давида?
– Мне – нет; мне он напоминал Мэри Пикфорд.
Дон Венансио не убивал людей, он стриг женщин, кучу женщин, все – рыжие; смех один, стриг женщин и потом занимался рукоблудием.
– Тоже удовольствие! Зачем ему это было нужно?
– Не знаю, и плохо то, что у него теперь не спросишь. У дона Венансио начались странности, когда монсеньор Мухика, епископ Витории, ушел из зоны националистов, это случилось где-то в середине октября, дон Венансио был очень чувствителен и добрый католик, после этого инцидента он ни разу не поднял головы.
– Слушай, Модеста, этот фунт стерлингов золотом дашь своей матери, когда зайдет солнце, не раньше, это мой подарок, скажи, чтобы хорошо спрятала и никому не говорила.
Дон Венансио пришел на кладбище в шесть вечера, стал на колени перед гробницей родителей, дона Мигеля и доньи Адорасьон, прочел очень спокойные молитвы, только печальные, не радостные и не благодарственные; когда начало темнеть, стал в нишу, снял штаны и кальсоны, погладил свой липкий опозоренный срам и выпил яд вместе с бутылкой красного вина «Франко Эспаньола», лавка недалеко, дон Венансио уже не открывал глаз, но ясно, что сделал нечто странное, так как вывалились вставные зубы.
