– И могли убить?
– Конечно, попади они чуть повыше.
Слепой Гауденсио играет свою мазурку не чаще, чем раньше, здесь, на фронте, меньше злодейства, и при удаче всегда можно уцелеть.
Раймундо, что из Касандульфов, переменил два или три полевых госпиталя, маленьких и плохих, снабженных лишь марлей и йодом, потом его привезли в Миранду на Эбро, где извлекли пулю, там было полно итальянцев, а потом в Логроньо, в Школу искусств и ремесел, там хорошо ухаживали, он нашел себе друзей, простыни в пятнах крови, но это неважно, нечего привередничать.
– Ты откуда?
– Из Элорриа, предместье Витории, мой отец телеграфист.
Мончо Прегисасу отхватили одну ногу в земле мавров, правда и то, что не только там происходят такие вещи.
– Как тебе мавры?
– Что тебе сказать? Они не очень хороши были со мной, но и не показались хуже христиан.
Мончо Прегисас всегда был хладнокровен, несколько фантазер, но хладнокровен.
– Но где же ты, несчастный, оставил свою лапу, живую и здоровую?
– В Меллилье, ты знаешь не хуже меня, сто раз тебе говорил, но повторяю, важно, что я вернулся, здесь тоже стреляют, а здешние душегубы с дурной кровью, что убивают людей, – не мавры.
Раймундо, что из Касандульфов, был в пятой палате, двадцать четыре койки и свет не гасят ни днем, ни ночью, в Логроньо хуже было – зимой там очень холодно. В пятой палате о раненых заботились две монашки и две сестры милосердия, четверо юных девушек, под руководством сестры Каталины из Риохи, предприимчивой и отважной женщины.
– Потому что, когда я говорю «молитесь», нужно молиться, ясно?
– Да, сестра…
Мамерто Пайхон не был на войне, но изобрел летающую машину и чуть не разбился насмерть.
– По-моему, виновата трансмиссия, хочу поправиться, попробовать еще раз.
Через несколько дней Раймундо, что из Касандульфов, неожиданно встретил своего кузена, артиллериста Камило.
– И ты?
– Как видишь, и меня достали.
– Куда?
– В грудь.
– Господи Боже!
Донья Мария Ауксильядора Моуренсе, вдова Порраса, возглавила подписной лист на покупку оружия за границей, дала десять песет.
– Если каждый испанец отдаст два дуро, будет настоящее состояние!
Басилиса Дурочка из Тоналейры, «военная покровительница» бедняги Паскуалиньо Антемиля Качисо, сержанта 8-го пехотного полка Саморы, пишет ему каждую неделю, посылает шоколад и табак, сержанта Антемиля убили, но Басилиса Дурочка не знает и продолжает посылать шоколад и табак, как-то послала также чорисо, кто-то попользовался, здесь ничего не пропадает. В пятой палате Раймундо, что из Касандульфов, и его кузен Камило – единственные, у кого есть личные зубные щетки.
– И зубная паста?
– Да, тюбик «Пербороля» на двоих.
Как-то утром сестра Каталина вошла с зубной щеткой в руке и обратилась к испуганной ораве:
– Посмотрим, поймете ли, что вы – дикари, дай мне, Господи, терпение! Гигиена очень важна, все должны быть чистыми, чтобы микробы подохли, понимаете? А зубные щетки есть только у этих двух галисийцев, стыдитесь, у двух галисийцев! Я попросила у полковника щетку для этой палаты, и он дал мне ее, вот она.
Сестра Каталина всем показала щетку цвета карамели.
– Хорошо видите?
– Да, сестра.
– Ладно, с этого вечера, после окончания молитвы, все будете чистить зубы этой щеткой.
Собака Веспора умерла от болей в желудке, ясно, что дядя Клето накануне блевал непереваренной и пропитанной алкоголем пищей, и животное не могло выдержать. Царевич, русская борзая сеньориты Рамоны, наоборот, элегантен, шерсть блестит, приятно посмотреть.
– Ты уверен, что не следует переменить ему имя?
– Не знаю… ну, старайся не окликать его. Алифонсо Мартинес спас свою шкуру, потому что поп из церкви Сан-Мигель де Бусиньос (Мерехильдо) спрятал его, никто не знал, кроме Долорес, конечно, старой служанки дона Мерехильдо; Моучо (Фабиан Мингела) тоже не решился бы пойти против священника.
– Не появлялся здесь?
– Нет, я уже век его не видал.
У Раймундо, что из Касандульфов, и его кузена Камило койки рядом, разделенные ночным столиком, таз для умывания на двоих; умер некто Агирре, стал блевать кровью и умер, и они попросили сестру Каталину поменять места.
