И наоборот. Уже тогда, в самом начале своей силы и власти, Мазепа проявил себя яростным защитником своих сторонников. Так, он отрицал возможные недружественные действия Василия Искрицкого, ибо его дочь была замужем за Данилом Апостолом, занявшим прогетманскую позицию. Более того, когда все разрешилось и в Батурин приехал Языков, Иван Степанович поверил ему важные сведения, полученные им якобы от Апостола, относительно тайных замыслов Полуботка. Таким образом, он намеренно создавал в Москве благоприятное об Апостоле мнение. Щедрые награды получил компанейский полковник Илья Новицкий. К тому же он стал родственником гетмана — Мазепа дал разрешение на брак своего племянника Трощинского с дочерью компанейского полковника[286]. Другой племянник Мазепы, Обидовский (сын его сестры, жившей в Польше), получил по его ходатайству от Петра имения в Рыльском уезде[287].
Помимо царя Мазепе, похоже, покровительствовали и высшие силы. Весной 1690 года умер киевский митрополит Четвертинский, родственник Самойловича, с которым у гетмана никогда не было хороших отношений[288]. Мазепа сразу активно включился в подготовку избрания нового митрополита, подчеркивая перед царем заслуги одного из кандидатов, Варлаама Ясинского, архимандрита Киево-Печерской лавры, «мужа в божественном писании и в добром житии искуснаго и у всех любовь имеющаго»[289]. 12 июля Ясинский был избран митрополитом[290]. Мазепа продолжал контролировать церковные дела в своем крае и ходатайствовал перед Петром, чтобы новый настоятель лавры (которого теперь должны были избрать взамен Ясинского) был свободно избран киевлянами и утвержден киевским митрополитом (а не московским патриархом), по «праву давному лавры Печерския ставропигийному»[291].
Очень интересна и характерна та политика, которую вел Мазепа в отношениях между московской и украинской православными церквями. Воспользовавшись смертью патриарха Иоакима, он завуалированно, но настойчиво проводит линию на ослабление подчиненности украинской церкви Москве. В ноябре 1690 года новым архимандритом лавры в присутствии мирских лиц (в частности, черниговского полковника Якова Лизогуба, сторонника Мазепы) избирают генерального судью Михайлу Воехевича, с которым гетман служил вместе еще у Дорошенко. Назначение настоятелем главного украинского монастыря, располагавшего огромными материальными средствами и прославленной типографией, старшины, не духовного, а мирянина — было шагом весьма смелым. При этом Мазепа сразу же обратился к Петру с просьбой, чтобы Воехевич по слабости здоровья не ехал в Москву для принятия сана от патриарха Адриана, но получил бы его от киевского митрополита[292]. Как мы видим, в этом Иван Степанович был совершенно солидарен с Ясинским. Отстаивая свое мнение и поддерживая интересы украинского духовенства, Мазепа на самом деле сильно рисковал. Ведь дело Соломона еще тогда не было закончено, а ссорясь с новым московским патриархом, он заводил себе врагов в Москве. В декабре 1690 года патриарх Адриан пишет гетману письмо, в котором выражает свое неудовольствие тем, что архимандритом лавры избран светский человек[293]. И только в октябре 1691 года Адриан дал согласие, чтобы Воехевич принял сан от Варлаама Ясинского[294].
В этот непростой для него период Мазепа осуществлял покровительство и другим деятелям украинского православия, способствуя началу их блестящей карьеры. В частности, начинается продвижение будущего главы российского Синода, а тогда иеромонаха Стефана Яворского, которого посылают с различными поручениями в Москву и о котором гетман ходатайствует перед Петром[295]. Именно Мазепа обращается с просьбой к патриарху Адриану о посвящении в епископы Черниговские Феодосия Углицкого, будущего святого, и это ходатайство было удовлетворено[296]. Продолжает свое покровительство гетман и другому будущему святому — Дмитрию Ростовскому. При его непосредственном участии и финансовой поддержке печатается вторая часть «Миней», которую Мазепа продвигал перед патриархом[297].
В это время начинается и славная летопись военных походов, совершавшихся украинскими казаками под руководством Мазепы. Составляя подробную инструкцию Новицкому о первых со времен Крымских походов В. В. Голицына военных действиях против татар, Иван Степанович с редким для его скрытной и сдержанной натуры восторгом и увлечением писал: «Давно наше гетманское было намерение ординовати войска под Кизикирмен… и теперь горит о том сердце наше»
