— Был здесь, в Чечне, один телевизионщик из Беларуси. Ему разрешили поснимать немного в нашем отряде. Так он, падла, нарушил уговор наших лиц не снимать. Снял, шакал, показали в России и в Беларуси. Мне мои люди из Минска сообщили, что по телику видели меня. Хочу заодно и с этим оператором посчитаться. Он много страданий принес моим родным.
Хакким кивнул головой в сторону сидящего на земле связанного солдата Российской армии:
— Видишь солдата?
— Да, мы вчера на дороге перехватили два грузовика и сопровождающий их БТР. Уничтожили всех… Один этот уцелел… Но он ничего не знает… Недавно в Чечню прибыл… О маме только своей и бормочет… Зарежь его!
Игнат несколько секунд молча, испытующе смотрел на Хаккима. Затем приблизился к солдату и встал за его спиной. Находящиеся недалеко бандиты с интересом смотрели на эту картину. Игнат достал из ножен штык-нож от автомата и вопросительно посмотрел на Хаккима. Хакким согласно кивнул головой. Молоденький солдат со слезами на глазах смотрел на Хаккима. Он надеялся… Но Игнат левой рукой охватил его голову и мгновенно перерезал горло. Затем вытер кровь об одежду еще бьющегося в конвульсиях солдата и молча приблизился к Хаккиму.
— Хорошо у тебя получается, красиво, как у настоящего воина Аллаха, — одобрительно хмыкнул Хакким.
— А я и есть воин Аллаха!
— Игнат — это имя, кличка?
— Часть фамилии.
— Хорошо… Вашу группу я беру с собой. Отправишься в Белоруссию, когда скажу. Заодно получишь задание… Это скоро будет…
Глава 22. Прокол следствия
Старший лейтенант Тозиловский без стука вошел в кабинет начальника отдела военной прокуратуры майора юстиции Кононовича и без приветствий спросил:
— Звал, Вадим Никодимович?
Не отвечая, Кононович быстро подскочил к дверям и закрыл их на ключ. Затем, не предлагая старшему лейтенанту сесть, еле скрывая волнение, сказал:
— Хреновые дела у нас, Анатолий!
— Не понял, — насторожился Тозиловский, — в чем дело?
— Сейчас объясню, только ответь на пару вопросов: где сейчас Багдасарова?
— У отца. Он ее держит на даче.
— Кто-нибудь из наших знает об этом?
— Нет. Отец поддерживает контакты только с тобой и со мной…
— Скажи, Ветрова били в следственном изоляторе?
— Да, его обработали охранники.
— Ты сам руку не прикладывал к избиениям?
— Буду я еще руки марать…
— Хорошо. Теперь слушай. Мы с тобой попали на удочку Багдасарова и его дочки, которую, как я знаю, ты уже успел трахнуть. Дело в том, что Ветров действительно ни в чем не виновен, точнее, в этой истории. Его отряд попал в засаду. Боевики всех, кроме Ветрова и еще одного или двух офицеров, уничтожили, а сами переоделись в форму убитых, накачали уколами Ветрова и его подчиненных. Затем прибыли в село, жители которого поддерживали госвласть, и перебили их. Резню снимали на видео и крупно показали Ветрова и его подчиненных как участников расправы.
Понимаешь, это была тщательно спланированная операция по дискредитации Российской армии. Сам знаешь, сколько раз крутили в Европе и США эту запись. Весь мир кипит, возмущается.
— Да, а я эту запись приобщил к уголовному делу в качестве вещдока, — растерянно произнес Тозиловский и обессиленно сел на стул.
Кононович прошелся по кабинету и остановился напротив следователя:
— Анатолий Афанасьевич, мы с тобой повязаны, как говорится, одной нитью. Здесь уже не до условностей. Выпутаться из этого дерьма мы можем, только если будем как одно целое. Не будем друг с другом темнить. И ты, и я получили от Багдасарова приличную зелень.
— Ну, кто об этом узнает? Не будут ни Багдасаров, ни его доченька, хер ей поперек горла, сдавать нас, говорить об этом. Они же прекрасно понимают, что если заикнутся, то и им крышка за дачу взятки.
— Перестань! Такие могут пойти на признанку, что вот, мол, Кононович и Тозиловский принудили нас дать взятку, а мы, испугавшись, дали им в лапу, а сами, как честные люди, сообщаем об этом. Закон же в таких случаях освобождает от уголовной ответственности взяткодателя. Думаешь, они об этом не знают? Короче, слушай меня. Деньги запрячь в надежное место. Предупреди Багдасарову, чтобы смывалась отсюда. Затем вызови на допрос Ветрова и продемонстрируй ему видеозапись резни. Попытайся его раскрутить, вдруг в чем-нибудь, пусть не по этому делу, признается, сам понимаешь, надо хоть как-то оправдать арест.
