Водка из такси пилась как-то иначе, чем просто водка днем, утром или вечером — ночная водка и вкус имела иной, и не была как бы таким уж алкогольным напитком. Она имела вкус победы, романтический аромат, она волновала душу, тревожила разум, будила сознание. С водкой из такси сочинялись и пелись самые лучшие песни, проводились самые лучшие ночи нашей молодости. И уж конечно, водка из такси никогда не оставалась на утро.
В конце восьмидесятых водка потеряла для Майка всякую романтику и стала напитком будничным, обыкновенным и жизненно необходимым.
Любой алкоголик (в этом термине нет ничего позорного, больше половины населения России — алкоголики, и ничего, живем) всегда переходит на водку. Вариантов тут просто нет. Это происходит раньше или позже, но происходит всегда. Каждодневная водка пьется не для удовольствия, не для радости — а для того, чтобы хоть как-то функционировать, чтобы встать с постели и начать понимать окружающее.
В общем, это банальности, Об этом все знают, но никто почему-то, особенно алкоголики, в это не верит.
Переход на водку совпал у Майка с серьезными семейными проблемами, он расстался с женой Наташей и сыном, они переехали в Москву, и Майк остался один в свой коммуналке — с кучей соседей (среди которых, слава богу, был бессменный гитарист «Зоопарка» Шура Храбунов) и друзьями — ближайшим, кроме Коли Васина, был Валера Кирилов, барабанщик группы Майка.
Алкоголизм — это болезнь, а у всех она протекает совершенно одинаково, просто с разной скоростью, внешние ее проявления зависят от интеллекта больного и его внутренней силы.
Майк менялся внешне, общаться же с ним было по-прежнему интересно. Для не слишком внимательных гостей не изменилось почти ничего — то же радушие и те же светские беседы, но только если раньше все выставляли
на стол принесенные с собой бутылки и пили подряд и поровну изо всех, то теперь Майк покупал себе литровую бутылку водки, ставил ее отдельно, на свой край стола, и говорил, что он пьет из этой бутылки, это — «его», а гости могут пить все остальное — кто и сколько чего хочет. Он сразу готовил себе дозу, он страховался от того, что ему не хватит. Он уже не мог закончить каждодневный банкет, не допив свою норму.
Бывали, конечно, периоды просветления — группа «Зоопарк» в период безвременья довольно активно репетировала, и у Майка пошли новые песни — совершенно непохожие на то, что он писал раньше, в начале восьмидесятых. Теперь он был печальным философом, он стал угрюм, мрачен, часто заводил разговоры о смерти.
Общаться с ним постепенно становилось все тяжелее, он быстро растолстел и поседел, стал выглядеть значительно старше своих лет, у него опухли руки. Потом случился первый инсульт, и левая рука потеряла подвижность. Не совсем, он мог даже играть на гитаре, но далеко не так хорошо, как это делал раньше и как бы ему хотелось это делать.
Людей вокруг него стало меньше — время изменилось, и у каждого теперь появилась масса дел. Все начали так или иначе себя реализовывать — даже те, кто раньше не мог этого делать. Открылись новые возможности, заработали частные издательства, магазины и кафе, страну захлестнула кооперация, пошли по улицам тетки с клетчатыми сумками, и все оделись в турецкую дешевую одежду. Начало девяностых часть людей вспоминает сейчас как лучший период их жизни, а часть — как черно-белые дни, когда приходилось каждый день думать о том, как и чем прокормить себя и семью, где заработать десятку-другую и как вообще дальше жить. Последнее представлялось не совсем отчетливо, и думать об этом не хотелось.
Майк стал заниматься переводами — знание английского языка пригодилось в повседневной жизни не только для чтения английских и американских газет, но и для заработка.
Песни, которые он писал, были теперь тяжелыми, депрессивными, «Выстрелы» — лучший пример совершенно суицидального произведения. Некоторые стихи, которые он писал на обрывках бумаги, получались ужасно корявыми и бессвязными, он все чаще стал пребывать в состоянии алкогольного мрака. Если раньше пьянство приносило радость и помогало творить — как и большинству ленинградских музыкантов, то теперь, очевидно, мешало.
