На его недоумение – а кто же был звонарем у попа, когда он пребывал "у себя дома", последовало крайне любопытное объяснение: попа – то ведь, как такового, давно нет! Ведь он, как и все его окружение, фактически давно не существует: как только Вы исчезли из этой эпохи, и сама она как бы исчезла: а когда Вы снова появились в ней – и все они опять возникли, да при этом в памяти у них "всплыл" нужный нам материал!
Тут Александр похолодел: "ведь я для них тоже вроде как не существую… то есть сейчас, в данный момент, вроде бы и существую, но стоит отправиться в двадцатый или в семнадцатый век – и"… Ему не понадобилось высказывать всё это: телепатия у них была на высоте! Ему долго и даже сочувственно объясняли, что "для себя"-то он существует всегда и во всей непреложной реальности, а "они" для него – действительно фантомы, так – как их для него еще нет!
К тому же в "Книге жизни", как это у вас называется, любой индивид остается навечно: в этом смысле и царица Нефертити – непреложная реальность! (Потому – то и возможны путешествия во времени!) Да и Вы живёте не в последний раз: Вам предстоит жить и в наше время! И, живя в нашу эпоху, Вы будете знать о своих прежних жизнях – в том числе и о нынешней! Более того: в семнадцатом веке Вы как бы повторяете свою прежнюю жизнь!
Александр был буквально сражен всем услышанным. – Да, пожалуй, хватит информации на этот раз! – подумал он с волнением.
И тут же с ним стали прощаться, а Наташа взяла его под руку и повела… Но через несколько шагов он вдруг застыл на месте. Наташа удивленно посмотрела на него.
– Слушайте, Наташа… если я все правильно понял… можно нескромный вопрос? Та нерешительно кивнула.
– Кто будет моей женой, когда я буду жить в этом времени?
– Ну, что ж: раз уж Вы сами об этом спрашиваете – значит, догадались, – сказала она, довольно мило покраснев. – Да, Саша, Вы весьма сообразительны… Надеюсь, Вы не против? – спросила она несколько кокетливо. – Но Вам придется подождать: сперва дожить до старости в нынешней жизни, а потом прожить еще не одну, а уже потом…
– Но мы, надеюсь, будем счастливы?
– В общем, да, вполне… Примерно так, как были счастливы тогда, в семнадцатом!
Так что, как тогда говорили, "любовь да совет"! И пусть Вас не смущает, что я тогдашняя – то есть она – почти ребенок: тогда так было принято! Впрочем, что я Вам – историку – объясняю! Так что – до встречи в семнадцатом веке!
Она засмеялась, потом почему – то вздохнула, и, быстро поцеловав его в щеку, решительно взяла за руку и в следующую минуту ввела в то самое, уже очень знакомое, помещение.
Он был так тронут вспышкой ее нежности, что даже растерялся. И только когда понял, что она сейчас уйдет, спросил: – Наташенька, может быть, это странно звучит, но нельзя ли мне встретиться с самим собой – раз уж мое нынешнее воплощение живет и здравствует, да еще и является самым близким для Вас человеком?
– Может быть, и можно, только не на этот раз: ведь Вам уже пора покинуть этот век! "Рога трубят" – счастливого пути!
– А не обижусь я теперешний, если поцелую тебя…- он замялся – будучи древним "Гомо Советикусом"?
– Ну кто ж ревнует к самому себе? Но не забудьте: мы под наблюдением! Тут ее милая щечка очутилась в сантиметре от его искривленных волнением губ, и в следующий момент они нежно приникли к ней.
Но долгого лобзания не получилось: через несколько мгновений его милую как ветром сдуло. Ему показалось, что у него потемнело в глазах от волнения, но это, видно, просто начал меркнуть свет. Он понял, что началось перемещение во времени: исчезло ощущение веса, тело стало будто таять, растворяться, а на душу навалился непроглядный мрак. Но не было ни страха, ни каких-то неприятных ощущений. Сколько это длилось, он сказать не мог. Потом как – то сразу понял, что находится уже в своем двадцатом веке, на своем продавленном диване. Да к тому же резко зазвонил будильник. По привычке он вскочил и начал собираться на работу.
