Вплоть до 20 декабря никаких записей, кроме метеорологических наблюдений, в журнале не появилось. Погода была неустойчивой: направление ветра все время менялось: то дул с северо-востока, то с юго-востока. Прошло несколько сильных дождей, иногда даже с градом, что указывало на скопление атмосферного электричества. Следовало ожидать гроз, особенно опасных в это время года.
Утром двадцать первого декабря Фелипе вышел покурить на лужайку перед домом, вдруг на опушке у буковой рощи мелькнуло какое-то животное. Присмотрелся получше, не разглядел и решил, что лучше сходить в дом за подзорной трубой.
Животное оказалось гуанако и находилось от него как раз на расстоянии выстрела. Фелипе крикнул Васкеса и Мориса, те вышли, как только услышали, что он зовет их.
Решили, что не стоит упускать возможность поохотиться: в случае удачи вместо надоевших консервов в меню зимовщиков появится свежее мясо.
Договорились, что Морис со своим карабином выйдет за ограду и попытается незаметно обойти ламу с другой стороны, пока та стоит на месте, а затем спугнет животное и погонит в сторону берега, где будет поджидать Фелипе.
Васкес предупредил: главное, не забывать, что у этих копытных очень чуткие уши и тонкий нюх, и как только гуанако заметит или услышит Мориса, то унесется прочь, тогда ее не достанешь пулей, не подгонишь к берегу, от охоты придется отказаться, так как с берега далеко уходить нельзя.
— Понятно?
— Понятно, — ответил Морис.
Васкес с Фелипе остались у дома, наблюдая в подзорную трубу за гуанако, которая стояла на том же месте, где ее увидели в первый раз. Затем они перевели трубу на Мориса. Тот двигался в сторону буковой рощи, надеясь укрыться за деревьями, добраться до скал и, выйдя на гуанако с другой стороны, заставить ее бежать к бухте.
Его было хорошо видно до тех пор, пока он не скрылся в зелени.
Прошло около получаса. Морис, наверное, подошел на расстояние выстрела. Васкес с Фелипе ждали залпа, от которого животное либо упадет раненое, либо понесется вскачь.
Но залпа не последовало, а охотники, крайне удивленные, увидели, как гуанако, вместо того чтобы со всех ног броситься прочь, вдруг легла на камни и вытянулась, как будто в ее теле и ногах не было больше сил ни двигаться, ни даже просто стоять.
Почти одновременно с этим из-за скалы показался Морис, который, пробравшись между скал, бросился к безжизненному животному, склонился над ним, потрогал рукой и вдруг резко поднялся.
Затем он повернулся в сторону башни и сделал знак, который нельзя было понять иначе, как просьбу немедленно подойти туда к нему.
— Пошли, там что-то случилось, — сказал Васкес.
Оба охотника, оставшиеся в засаде, бегом бросились к буковой роще и через десять минут оказались на месте.
— Что с гуанако? — спросил Васкес.
— Вот, смотри, — ответил Морис, кивнув в сторону неподвижно лежащего тела животного.
— Не дышит? — спросил Фелипе.
— Нет, мертвая, — ответил Морис.
— Что, очень старая? — удивился Васкес.
— Нет, от раны!
— От раны? Значит, ее ранили?
— Да, видишь, ей пуля в бок вошла.
— Пуля!
Сомнений быть не могло. В животное стреляли, ранили, и, добравшись до рощицы, оно упало замертво.
— Эго что же, здесь кто-то охотится? — пробормотал в задумчивости Васкес и тревожно обвел взглядом остров, не трогаясь с места.
Если бы наши смотрители маяка перенеслись на западную оконечность острова, они обнаружили бы, что берег здесь — у мыса Сан-Антонио — очень отличается от восточного побережья. Сплошь камни и скалы, отвесно поднимающиеся на двести футов к небу и уходящие глубоко под воду, камни и скалы, о которые грозно бьется прибой, даже в хорошую погоду.
Голый гранит, иссеченный ветром и морем, бесчисленные трещины и разломы, где находят приют мириады крикливых птиц. Каменистый берег постепенно погружается в воду, выступая кое-где над поверхностью в виде банок[63] и рифов[64], уходящих далеко в море. На время отлива камни обнажаются. Узкие протоки между ними несудоходны и доступны только для плоскодонок. Повсюду песчаные и каменистые отмели с кустиками морской травы и осколками раковин, разбитых волнами о камни. В скалах можно обнаружить массу глубоких пещер, внутри которых сухо и темно, входное отверстие довольно узкое, и внутрь не задувают ветры, не попадают брызги прибоя, даже в осеннее ненастье. Дорогу к ним преграждают крутые откосы и каменистые осыпи, которые грозят обвалами при каждой мощной волне.
