Профессор выглядел лет на шестьдесят. Одет он был более чем небогато, но сама манера держаться выдавала в нем прирожденного интеллигента. В лице его ощущалось что-то хищно-птичье, ястребиное.
- До свидания. - пробормотал Матвей, и этот старый ястреб, слегка поклонившись, отбыл в направлении вокзала. В этот момент объявили посадку на киевский поезд.
Матвей сидел на молу, тупо уставившись в одну точку где-то на горизонте, и думал одну-единственную мысль: "надо срочно возвращаться в гостиницу. Там еще должно остаться полбутылки, не меньше, этой их хваленой горилки с перцем. А то уже из реальности выпадать начал, это симптоматично. Спал я, что ли, когда ко мне подкрался этот профессор? И о чем мы только с ним говорили?.." Подумав о профессоре, Матвей машинально посмотрел на его визитную карточку. Он точно помнил, что там было что-то про университет, кафедру и тому подобное. Теперь же на карточке значилось: " Великое Белое Братство...".Матвей в ужасе отшвырнул ее. Карточка, несколько раз перевернувшись в воздухе, упала в воду. Матвей заставил себя посмотреть. Никаких букв, только большая черная свастика, катящаяся влево. Забыв треклятый лимонад, Матвей встал и бочком-бочком пошел прочь. Но напоследок не удержался и снова глянул. Даже не глазком - так, краешком глаза. Конечно, никакой свастики уже не было. На белой картонке голубела звезда Давида.
Матвей-писатель
Настало лето, период стагнации во многих отраслях бизнеса, и командировки Матвея закончились. Наступило время тратить заработанное. Отловив тех своих знакомых, которые не успели разбежаться по южным странам, Матвей устроил пару солидных кутежей. Приятели в долгу не остались, и дали несколько ответных вечеринок. Июнь выдался теплый, и погода весьма располагала к расслабленному отдыху тех, у кого имелись для этого средства. Июль же Матвей планировал провести в Крыму вместе с Катей, как только она досдаст сессию в пединституте.
Одна из таких ответных вечеринок происходила на квартире молодого писателя. И помимо знакомых, которые затащили туда Матвея, присутствовали несколько коллег хозяина квартиры. Из этого вечера Матвей вынес стойкое убеждение, что нет ничего хуже на этом свете, чем пьянка с писателями. Ибо, дойдя до определенной кондиции, честолюбивые господа литераторы впадают в амбиции, требуют повышенного внимания к своей гениальной персоне, сбиваясь, читают по памяти фрагменты своих нетленных шедевров... Когда в компании больше одного пьяного писателя - это сущая катастрофа, можете себе представить. Помимо этого впечатления, Матвей обрел еще и недоумение: а чем, собственно, он хуже? Вот возьмет сейчас, да и опишет свои приключения за последние лет пять. Разве трудно? Да одной левой! Правда, после тяжких раздумий, он пришел к выводу, что писать про себя самого крайне скучно. Да и потом читать получившуюся тягомотину никто не станет. Ну, кому может быть интересен вынужденный тридцатикилометровый пеший переход по сибирской тайге, когда чертов вездеход сломался, а мошкара готова сожрать тебя до костей? Об этом и вспоминать-то неприятно... Нет, решил Матвей, лучше уж придумать что-нибудь пооригинальнее. Задавшись этой целью, он две недели кряду испытывал страшеннейшие муки творчества. Придумывалось многое, но рассказ не клеился. И вот по прошествии двух с половиной недель, когда Матвей с друзьями ночь напролет играли в преферанс, на горизонте забрезжил луч надежды. Поспав часа четыре, Матвей засел писать. К вечеру он создал небольшой, но не лишенный изящества рассказик. Вот он:
Дама для Короля
Пуля - дура. Вист - молодец!
(из преферансного фольклора)
Граф Андрей Евгеньевич Медведев после обеда направился в курительную, чтобы выкурить обычную свою трубочку и перечесть письмо от сына, принятого в прошлом годе в пажеский корпус. Прочтя письмо в третий раз и уяснив из восторженной, но абсолютно безграмотной сумбурной белиберды, содержавшейся в нем, что отпрыск как был балбесом, так им и остался, граф скорбно воздел очи горе, вздохнул и ожесточенно запыхтел своей трубкой. Тут его уединение нарушил лакей Степан, который принес приглашение от соседа, князя Б., на званый ужин. Ожидалось почти все уездное общество, изысканные крымские вина, вирджинский табак из далекой Америки и, конечно же, пулька. Сразу же забыв о непутевом наследнике, граф благодушно ухмыльнулся, покрутил правый ус и спросил:
