— Упали, — доложил Генка и быстро взглянул на приятеля, чтобы тот, упаси бог, не торопился отвечать.
Гасилов из «гогочек». Ему ни за что не отвертеться при серьезном разговоре с начальством.
— Куда упали? — встревожился Святогоров.
— В… яму, — объяснил Генка и стал бодро фантазировать, утверждая, что яма была неглубокой, мокрой и хорошо замаскированной.
— Тэ-эк-с, — кивал Михаил Тихонович и вдруг спросил: — В вагонетке никого не осталось?
— В какой еще вагонетке? — запнулся Генка, и в глазах у него мелькнул ужас.
Аркашка покраснел и устало махнул рукой:
— Кончай трепаться, Генка.
Гасилов был убежден, что учителю все известно и вранье даром не пройдет. Безнадежный голос мальчишки поразил Михаила Тихоновича. Святогоров решил, что произошло непоправимое. Он помнил, как плющилось железо, ударяясь о выступы скал, и перепугался по-настоящему.
— Ребята, расскажите правду, — проникновенно сказал учитель, полуобняв их за плечи. — Даю слово, что вам ничего не будет.
— Не беспокойтесь, товарищ командир взвода, — горячо отозвался Аркашка. — Честное слово, никто не пострадал.
— Как же так? С такой кручи? — сомневался Святогоров.
— Очень просто. Все успели спрыгнуть, — пояснил Гасилов. Он задумался и честно добавил: — Если б не Димка, на вагонетке остался бы я.
— Какой еще Димка? — удивился Михаил Тихонович.
— Эх ты, — вмешался Геннадий и припечатал: — Болтун!
— Я ничего больше не спрашиваю. Никаких фамилий, — быстро сказал Святогоров, — Но, между прочим, этот Димка просто молодец.
Казалось, Михаил Тихонович начисто позабыл, что он командир взвода почти военной специальной школы и что участники возмутительной выходки заслуживают жесточайшей кары. Учитель попросту обрадовался благополучному исходу происшествия, если не считать грязной робы Коврова и Аркашкиных синяков.
«Где же Майдан? — размышлял Святогоров, увлекая путешественников в лагерь. — Почему он пошел отдельно?»
А Майдан и товарищи ощупью пробирались по подземным переходам. Рассеянный свет, местами проникавший через амбразуры и распахнутые броневые двери, помогал мало. Длину ходов сообщения Димка измерял шагами и рисовал на бумажке схему укреплений. Схема получалась грубой, но все же помогала разобраться в каменном лабиринте. Пустые подвалы казались ребятам таинственными.
— Ау, ау! — перекликались исследователи. Гулкие своды вторили голосам со всех сторон.
— Ау! — раздалось в ответ совсем рядом. Димка шагнул вперед и наткнулся на острый луч карманного фонарика.
— Дмит'ий Майдан! — сказали из темноты. — Что вы здесь делаете?
— Изучаю вражескую оборону, — не растерялся Димка.
— Кто здесь вместе с вами? — спросил командир роты.
— Я один, — доложил Майдан.
Неподалеку послышался шорох. Оль поднял фонарик, но он светил всего на несколько метров.
— Гм. Мне казалось, что т'ое…
— Здесь раскатистое эхо, — возразил Димка. Для примера он издал знаменитый матросский клич: — Полундра!
— Ндра-а… Ра-а… А-а! — отозвалось подземелье.
— Весьма п'авдоподобно, — сказал Ростислав Васильевич. — Но это усугубляет ваше положение. Какое легкомыслие! Здесь могли быть мины. Подставляете — получить 'анение или сломать ногу и остаться без помощи в темноте.
— Виноват! — сказал Майдан. Прямо из подвала он отправился на камбуз. На три дня Димка поступил в распоряжение Елены Эдуардовны на предмет чистки картошки.
В лагере Святогорова уже разыскивал рассыльный. Его срочно вызывали в штаб к старшему политруку. Петровский сидел темнее тучи.
«Неужели ему уже все известно? — обеспокоился Михаил Тихонович. — Мальчишки могут подумать, что я нарушил свое слово».
Но командира взвода вызвали в штаб совсем по другому поводу. Петровский протянул ему почтовую карточку и предложил ознакомиться. Святогоров быстро пробежал текст и рассмеялся.
— Ничего не вижу смешного, — холодно заметил старший политрук. — С чем здесь сравниваются лагерные сборы? Какие снаряды? Кто заставляет купаться в озере? Какой шторм?
В штабе появился командир роты Оль. Он, в свою очередь, прочитал открытку и тоже заулыбался.
— Сговорились вы, что ли? — спросил Петровский. — Нашли анекдот. Я этого юнца еще с зимы запомнил. Бросал хлеб в урну для окурков. Избалованный тип.
