Я убеждена, что с ним это и произошло: бумеранг его предательства вернулся и убил в нем человека.
Но однажды я была отомщена, хотя, конечно, то чувство удовлетворения, которое я ощутила, было мелким и недостойным. Я сначала устыдилась, а потом решила простить себе: имею я право, хоть изредка, быть хуже, чем хотелось бы мне самой? Другие себе все навсегда простили и живут, горя не зная, а я вечно себя сужу, осуждаю и присуждаю себе галеры — сколько можно?!
Это я была замужем уже второй раз. Дочке было три года, сыну — семь, осенью он шел в школу, и мы решили съездить к моим родителям, показать внуков, покупаться в южном море, фруктов поесть. Из-за дачи мы никуда не ездили. Мужу, если вдруг он оказывался на берегу, хотелось спокойно пожить дома, я считала, что ехать одной с малыми детьми слишком хлопотно, да и они скучали по нему. Сын не знал, что это неродной его отец, а муж его любил без притворства и скучал по нему даже до рождения дочери. Ее появление на свет божий ничего в его отношении к мальчику не изменило. Да, вы правы — хороший человек попался, хоть в этом повезло.
Ну, и вот однажды вечером мы пошли гулять, повели детей на аттракционы. Одеты мы были, конечно, не для этого захолустья. Все заграничное, яркое. Мы с мужем оба были в белых брюках, тогда брюки на женщине были большой редкостью и в более цивилизованных местах, а уж там… Дети были похожи на кукол, особенно малышка, а в довершение всего, она везла большую кукольную коляску с огромной куклой-младенцем. Мы шли по улице к парку, и вдруг я увидела, что навстречу идет Студент со своей семьей.
Я знаю, знаю, это некрасиво, недостойно! Но я сначала обрадовалась. Это потом мне стало жалко его несчастных детей, а в первый момент меня охватило чувство торжества, мстительного торжества. Ужасно. До сих пор мне стыдно.
Выглядели они только немного лучше нищих. Вся одежда местного — кошмарного — производства, все серо-черно-коричневое, только рубашки на детях были какие-то светленькие в какую-то полосочку. Обувь тоже была местной фабрики, а ее и покупать было нельзя, ее по-настоящему, нужно было прямо с конвейера в мусор отправлять, а не то, что везти в магазины, да еще брать за нее деньги. На жене его было ситцевое платье не первой молодости — просто мешок с дырками в нужных местах и какими-то идиотскими оборочками у горловины. Дети были худенькие и бледные, по сравнению с моими выглядели просто больными. Мы, к этому моменту были в городе уже две недели и загорели очень неплохо, а тут было видно, что мальчики пляжа не видят, хотя и живут в десяти минутах ходьбы до него. И они были явно недокормлены.
Вся эта группа впилась глазами в нашу компанию. Взрослые смотрели на меня и моего мужа, дети — на детей и коляску.
В напряженном молчании разошлись мы в разные стороны, чтобы больше никогда не встретиться.
Некоторое время шли мы молча, потом муж сказал неуверенным голосом:
— Какое странное семейство… Что это они так выглядят? У вас тут народ не бедный, я смотрю, все более-менее прилично одеты… И дети какие-то синюшные.
Я ему сказала, что отец этих детей алкоголик. Муж опять удивился.
— Слушай, — сказал он, — вот ты можешь мне объяснить, из каких соображений бабы за алкоголиков выходят? Что они надеются поймать?
— Не знаю, — ответила я, — для меня это тоже всегда было загадкой. Но здесь другая история. Когда они поженились, он не пил. Ну, вино в компании, пару бокалов. А пить всерьез он уже при ней начал.
— Что так?
— У него была любовь, девочка-школьница. Конечно, с нею он себе ничего позволить не мог: и она не разрешала, и чревато это было — секс с несовершеннолетней. Вот он на этой и женился ради койки, да, видно, оказалось, что для семейной жизни этого недостаточно. Может быть, и девочку забыть не мог. Там какая-то некрасивая была история, говорили, что он ей даже не сказал, что женится, она уже потом от людей узнала. Говорили, болела сильно…
Я рассказывала мужу историю своей любви, как чью-то чужую историю, и не верила, что это было со мной, что я была главной героиней этой мелодрамы. Рассказывая, я вдруг поняла, что, видимо, так все и произошло: не забыл, затосковал и стал вымещать тоску на жене и детях.
