Понемногу холод и боль отступали, утекали, словно дым, во тьму.
Дрожащими руками Руди достал из-под подушки свой кристалл. «Господи, этого не может быть! — Камень вспыхнул магическим светом. — Отвечай! Скажи мне, что это неправда!» Ничего. Серая злоба ледяных магов окутала его плотным непроницаемым коконом.
«Проклятье! Проклятье! Отвечай!»
Он опустил руки. Магический свет понемногу угас.
«Нет. Нет...
Не оставляй меня последним магом в этом богами проклятом мире! Не заставляй меня самому идти на бой с ледяными колдунами.
Я не справлюсь, черт возьми!»
Боль. Головокружение. Холод. Боль.
Он не мог разобраться в своих ощущениях, но знал, что чувствует боль Ингольда, чувствовал это так же ясно, как если бы слышал крики старика.
«Сейчас три часа ночи, черт возьми! — хотелось закричать Руди. — Какого дьявола ты сражаешься с чудовищами в три часа ночи!»
Если Ингольда уже нет в живых, то, возможно, он сумеет отыскать Джил... Но даже этого Руди сделать не сумел.
«Не мог он умереть, — прошептал он чуть слышно, всем сердцем желая, чтобы это оказалось правдой. — Не мог умереть».
Время до рассвета тянулось бесконечно.
Едва лишь открыли двери Убежища, вместе с Янусом, Мелантрис и Ледяным Соколом Руди взобрался на холм, где было поменьше сланча, и начертал Круг Силы, призывая энергию из земли, воды и угасающих звезд.
Он так и не смог понять, жив или мертв Ингольд, и где находится Джил, — магический камень молчал. Тогда Руди попытался связаться с Вотом, но увидел в аметистовых гранях лишь тусклые образы бледных, уродливых монстров, атакующих Убежище Черных Скал.
Ему казалось, он видит людей с оружием в руках на каменных стенах, но образы были такими тусклыми и затуманенными, что даже в этом он не мог быть уверен.
Внезапно в спину подул холодный ветер. За спиной Руди услышал какой-то шорох, свист, а затем тяжелый удар, как будто кто-то разрубил топором дыню. Обернувшись, он ощутил запах крови.
— Лучше нам вернуться. — Ледяной Сокол вонзил в землю топор, чтобы очистить лезвие. Тварь, выскочившая из сланча, чтобы напасть на мага, лежала у его ног, разрубленная на куски. — Скоро подоспеют и другие. Что-нибудь увидел?
Руди с отчаянием покачал головой. К ним подошли изможденные, усталые Янус и Мелантрис. У подножия холма в лесу сланч был повсюду, свешиваясь грязными прядями с ветвей умирающих деревьев. Что-то двигалось там, в этих омерзительных зарослях, и Руди, сунув кристалл в карман куртки, торопливо направился к Убежищу.
— Если Джил со стариком...
— С ним не могло случиться ничего плохого, — заявил Янус.
Уже на ступенях убежища гвардеец оглянулся, чтобы в последний раз взглянуть на лес. Рука его была перевязана, — три недели назад Януса покусал волк-мутант, — но рана даже не начала заживать. И дело было не в каком-то яде, как в случае с Джил... в последнее время раны не заживали ни у кого.
Внезапно деревья и кустарник у подножия холма содрогнулись, — словно раздвинулся занавес. Руди выдохнул:
— Матерь Божья!
А Янус лишь проронил:
— Пожри его лихорадка! Рано или поздно такое должно было случиться. Ступай внутрь, мы им займемся.
Мелантрис уже созывала остальных гвардейцев.
Тварь, размашисто шагавшая по склону, с низко опущенной головой, оказалась мутировавшим мамонтом...
Когда Руди вернулся в свой рабочий кабинет, то обнаружил там Скелу Хогширер.
Сперва он заметил лишь ее тень в тусклом свете мечущуюся туда-сюда, и еще из коридора услышал всхлипывания, а затем звуки, от которых Руди пришел в ярость.
Он остановился на пороге, пытаясь взять себя в руки.
Она разорвала на куски пергамент, куда Руди заносил имена из уничтоженной «Черной Книги Списков», опустошила все коробки, разбросала и разломала костяные рунные палочки, разбила фарфоровую чашу и растоптала ее в пыль каблуками. Шкаф, где были заперты все по-настоящему ценные вещи, выглядел так, словно на него обрушился ураган. Она пыталась разбить его в щепы и вырвать двери из петель...
Из-под ногтей сочилась кровь. Грязные волосы падали на распухшее от слез лицо.
— Я не могу колдовать! — завизжала она, когда Руди наконец вошел в комнату. Девочка ухватила астролябию — точнее, то, что от нее осталось, и принялась колотить ею по столу, оставляя в деревянной столешнице глубокие отметины. — Я больше не могу колдовать! Я пыталась! Пыталась!