— Спасибо. Только я его специально оставил. Не хотелось с собой носить.
Джоан, прищурившись, посмотрела на него. Алан спокойно встретил ее взгляд и несколько секунд смотрел ей в глаза с тем же изучающим выражением.
— А ты что тут делаешь? — спросил он наконец.
— Думала, что совершаю благородный поступок. Оказалось, недооцениваю твою память и предусмотрительность.
Алан взвесил блокнот на руке.
— Ты что, специально за ним пришла?
— Поздравляю — безупречный вывод.
— А как ты узнала, что блокнот мой?
— Вот тут тебе уже проницательность отказывает. Ну что может быть проще? Ты за этим столом сидел полдня. А потом сам исчез, а блокнот остался. Стол из моего окна виден, это место — нет. Откуда мне было знать, что ты здесь? Я и решила забрать для тебя блокнот. Чтобы ты не переживал.
Джоан говорила, не отводя глаз от его лица, и почему-то он вдруг снова ощутил это прикосновение двухминутной давности.
— А ты, оказывается, просто гуляешь по берегу и не нуждаешься в услугах бедной женщины.
«Нуждаюсь», — едва не сказал Алан, но промолчал.
— Правда не нуждаешься? — Она взглянула на него с таким наивным выражением, как будто действительно считала, что ценность ее общества определяется лишь ее полезностью.
— Ну что, — Алан улыбнулся, старясь отогнать невидимое прикосновение. — Очень хорошо, что ты пришла.
— Рада слышать, — Джоан вдруг резко откинула шутливый тон и стала серьезной. — Я тебе еще кое-что хочу сказать.
— Да? — Его глаза скользнули по ее шевелящимся накрашенным губам.
— Ты даже не знаешь, какой ты молодец. Я была уверена, что ты не захочешь выходить к этой доске и все испортишь. И сразу начнутся склоки и тому подобное. Но ты с таким достоинством это проделал… Просто молодец. Если бы ты тогда начал возражать, весь день пошел бы насмарку. Серьезно.
Уже почти стемнело, и Джоан была особенно красива той манящей красотой, которая преображает любую женщину в сгущающихся сумерках. Алан украдкой облизнул неожиданно пересохшие губы. Она была на расстоянии вытянутой руки, даже немного ближе. «Ты вторгаешься в мое пространство», — вспомнил он фразу из какого-то фильма.
— А потом ты еще так здорово придумал с заданиями… Это ведь была твоя идея.
Она щебетала, а он, едва слушая ее, боролся с желанием протянуть руку и прикоснуться к этому смутно белеющему в полумраке лицу. И не только к лицу. Но Джоан даже не замечала того, что творилось с ним, и продолжала говорить — о его вкладе, о том, как он здорово стоял у этой доски, о том, что далеко не все смогли бы так достойно себя вести. Алан смотрел на ее светлые, до плеч волосы, которые иногда шевелились на легком ветру, и чувствовал глухой стук сердца.
У него никогда не было проблем с женщинами, напротив — они тянулись к нему. К его уверенности, смешанной с не по возрасту зрелой серьезностью, к юношеской свежести правильного лица, к его стройной фигуре и умению быть интересным. Но то были девчонки — его сверстницы, не много видавшие, не много знавшие, не много из себя представляющие. Он всегда знал, что не встретит отказа стоит ему только захотеть одну из них. И он хотел и не встречал. Но сейчас все было иначе. Женщина, стоявшая перед ним, была обаятельней всех тех девчонок, вместе взятых. Она, несомненно, была также умнее их всех — иначе что бы она делала на этом курсе? Она, в отличие от них, казалась почему-то абсолютно недоступной. И еще она была невероятно, ненормально соблазнительна.
Ее бархатный голос, который был почему-то чуть понижен, будил мысли, весьма далекие от записей и голосований. В той далекой яркой стране, где обитали эти фривольные мысли, такие слова, как «лидер» и «руководство», были не более чем пустыми унылыми звуками. Иные звуки населяли эту полную сладкого томления страну, и сейчас они начинали петь голосами сирен. Расстегнутая на несколько пуговиц блузка обращала их зовущие голоса в почти неуправляемое желание. И каким-то странным образом притягательность Джоан лишь усиливалась оттого, что произносимые ею слова не имели ничего общего с этой атмосферой соблазна.
— …неплохая, но за меня все равно никто не будет голосовать.
