Книга вышла в свет отдельными частями в одном из периодических изданий в течение 1856 года. Роман вызвал скандал, ставший неожиданностью для самого Флобера. Множество подписчиков журнала, в котором печатался роман, отказалась от своего издания. По мнению ряда критиков, книга бросала пятно на прекрасную половину Франции; кроме того, высказывались сомнения в том, что такие любвеобильные особы, как Эмма Бовари, — имей она даже двух любовников, — вообще существуют во Франции. Звучали требования о том, чтобы правительство запретило книгу. Сам Флобер и двое его издателей были подвергнуты аресту и предстали перед судом по обвинению в распространении порнографии и антирелигиозного произведения. Впрочем, суд вынес решение о закрытии дела в виду «отсутствия доказательств».
«Госпожа Бовари» — безусловный шедевр; этот факт ни у кого не вызывает сомнения. Но в то же время, разгневанные моралисты, ополчившиеся против книги, не были уж столь не правы. Фотографический реализм Флобера производит очень глубокое впечатление; но то, что он пытается донести до читателя, не только угнетает своей откровенностью, но и в некотором смысле вовсе не соответствует действительности. И дело не в том, является ли «Госпожа Бовари» клеветой на французскую женщину, а в том, что она уже есть клевета на весь человеческий род.
Здесь нам необходимо сделать одно общее замечание, касающееся принципов искусства вообще. Без сомнения, Флобер имел полное право возмущаться тем, что его произведение расценивают как клевету на что-либо, поскольку, согласно мнению писателя, его роман является всего лишь достоверным воспроизведением действительности, подобно фотографии. «Я всего лишь стремлюсь быть хорошим фотографом, и мне совершенно все равно, направляю ли я объектив моей камеры на великолепный закат солнца или на умирающего прокаженного ...» Но мы имеем дело с особым случаем. Даже фотограф выбирает для себя то, что он хочет снимать, в соответствии с собственными интересами. Существует еще один аргумент против подобной точки зрения. Человек, находящийся под судом, имеет полное право на защиту от обвинений со стороны истца или закона, с тем чтобы справедливость самого процесса была ему полностью гарантирована. Если же писатель фокусирует внимание своего объектива таким образом, что мы можем наблюдать через него лишь самые отрицательные стороны человеческой природы, то тем самым он берет на себя исключительно роль обвинения, прилагая все свои усилия к тому, чтобы не дать возможность своей жертве защититься. В романе «Госпожа Бовари» такой жертвой является Шарль Бовари; и описания постепенной деградации Эммы, эгоизма или слабоволия ее любовников, которые Флобер с завидной дотошностью и беспощадностью дает в своем романе, воспринимаются читателем не иначе, как целенаправленные издевательства автора над Шарлем. Читателю от этого уже становится противно. А настойчивые увещевания автора о том, что он стремится лишь воссоздать художественную достоверность картины, лишь усугубляют впечатление. В конце концов, можно простить Бальзаку его убеждение в том, что творец наделен сверхчеловеческими качествами Прометея; но есть нечто совершенно невыносимое в утверждении Флобера о том, что автор остается совершенно беспристрастным и отстраненным по отношению к событиям, которые на самом деле он описывает с какой-то примесью садизма.
Это подводит нас к еще одному творческому принципу искусства. Многие говорят о том, что «художественная объективность» не столь невинна, как это кажется на первый взгляд. Никакому писателю не под силу нарисовать целый мир, как бы идеально, подобно Бальзаку, он ни старался это сделать. Все, чего он может добиться, — это лишь предложить читателю «качественный шаблон», подобно тому, как бакалейщик в лавке предлагает попробовать вам маленький кусочек сыра. Но, преподнося вам ломтик сыра на кончике своего ножа, он, как и вы, знает, что этот кусочек обладает точно таким же вкусом, что и остаток всего сыра на прилавке. То же самое справедливо и для романиста; открывая перед вами свою «частицу жизни», он опирается на ваше молчаливое согласие, что данная частица очень похожа на все остальные частицы этой жизни, которые он способен предложить вам в своем произведении.
