— Зачем гривенник переплатил! — возмущался Федор. — Он бы и за два отвез, а то и менее. Следовало торговаться. Все так делают.
— Успокойся, Федя! — отвечал Друг. — Привыкай жить по-новому. Мы с тобой не босяки с Привоза. Уважаемые люди, и должны вести себя соответствующе.
— А еще чемоданы эти, ботинки, костюм из чесучи, — продолжал ворчать Федор. — Ладно полотняный, в нем по летнему времени не жарко. Чесуча-то зачем? Шерстяной дешевле стоит. И какой! Из бостона.
— В шерстяном запаришься, — возражал Друг. — Чесуча легкая, пропускает воздух. Ваша нынешняя мода — телу смерть. Выходной костюм обязательно с жилеткой независимо от погоды. А коли жара? Да еще белье дебильное — кальсоны и рубаха. Взмокнешь. Маек и трусов нет.
— Это что? — удивился Федор.
— Легкое белье. Сорочка без рукавов и подштанники выше колена.
— Кожа от штанин зудеть будет, — не одобрил Федор.
— Если ткань шерстяная, — возразил Друг, — ну, а ноги потные. В чесуче не запаришься.
— Дом захотел дорогой, — не отстал Федор. — На хрена нам квартира? Ночевать можно и в гостинице. У нас места нет. Неизвестно примут ли и какое жалованье положат. Может, зря ехали.
— Предоставь это мне, — успокоил Друг. — На завод сразу не попремся. Оглядимся, знания подтянем. Для того и квартира. Ну, а деньги… Сколько из-под камня достал?
— Шесть сотенных.
— Твое жалованье за год.
— Больше ста уже потратили, — буркнул Федор.
— Ну, и хрен с ними! Не жалей. Лучше посмотри вокруг. Нравится? Нам тут жить…
Пока длилась эта перепалка коляска миновала мост через Упу и стала подниматься по Миллионной. Возле длинного кирпичного здания извозчик остановился.
— Доходный дом Хвостовой, — объявил, указав кнутом. — С вас три гривенника.
— Свободные квартиры здесь имеются? — поинтересовался седок.
— Сами спросите, — буркнул извозчик и протянул ладонь. — Деньги!
Седок спорить не стал, отсчитал ему монетки, взял чемодан с саквояжем и спрыгнул на мостовую. Извозчик проводил его взглядом.
«Ну, ну! — подумал злорадно. — Заждались вас здесь».
— Но, пошла! — прикрикнул на кобылку, шлепнув ту вожжой. Следовало уезжать как можно поскорее. У Хвостовой седоку дадут от ворот поворот, а скандала извозчик не хотел. Он свое дело сделал. Ну, а что не предупредил, так не спрашивали.
* * *
Аглая пребывала в дурном настроении. С одной стороны, радость — наконец освободил квартиру поручик, надоевший безобразиями. То пьянку шумную затеет, то непотребных девок приведет. А те скачут и орут, словно лошади в стойле. Жильцы жаловались и грозились полицией. Пришлось пообещать поручику сообщить о его художествах командиру полка. Офицер съехал, но не заплатил, задолжав за два месяца. Обещал вернуть, только перспективы виделись туманными. Денежки — тю-тю. Аглая этого не любила, потому и переживала.
Было время, когда такие заботы ее не волновали. В восемнадцать лет Аглаю выдали замуж за коллежского советника Хвостова. Жених был много старше, вдов, имел взрослых сыновей, зато служил по финансовому ведомству, где занимался акцизами. В Туле слыл завидной партией. А семья Аглаи была небогатой. Отец — учитель гимназии с невеликим жалованьем, двое сыновей и дочь, которая, считай, бесприданница. Кто ж такую замуж возьмет? И тут появился Хвостов. Красотой он, правда, не блистал и в принцы не годился. Не герой романа. Аглая поплакала и смирилась — лучше так, чем в девках оставаться. Скоро поняла, что горевала зря. Николай Гаврилович жену обожал. Не жалел денег на наряды и украшения. В женских собраниях Аглае отводили почетное место — госпожа коллежская советница[22]. В Москве или Петербурге таких, может, пруд пруди, а вот в Туле обыскаться. Дамы, годившиеся ей в матери, кланялись первыми. Глазками сверкали, но никуда не денешься — этикет.
Так прошло десять лет. Детей у пары не случилось, но Хвостов не переживал — у него имелись сыновья. Мачеху они не выносили, что Аглаю не тревожило — пасынки жили далеко. Один — в Вильно, а другой в Пензе. Муж дал им образование и пристроил на службу, после чего объявил:
— На мои деньги не рассчитывайте. Я начинал коллежским регистратором
