Я искоса посмотрел на него. Лицо Харви было спокойным; рука, державшая сигарету, не дрожала, но глаза внимательно ощупывали каждую стену, дом, дерево, стоило им возникнуть в свете фар и промелькнуть мимо нас, доказав свою безобидность.
Казалось, что я слился с машиной. В таком большом «ситроене» задние сиденья расположены достаточно далеко, чтобы их пассажиры не дышали вам в затылок; от наших мы уже полчаса не слышали ни звука. Они как будто исчезли, превратившись в неодушевленный груз, значивший не более чем обрывки смутных воспоминаний. Остались только мы с Харви в темной кабине автомобиля, летящего сквозь ночь со скоростью пули.
Это был один из тех случаев, когда всем своим существом ощущаешь, что машина не подведет. Мне казалось, что я наизусть знаю это ранее не знакомое шоссе и с точностью могу сказать, когда будет крутой поворот, очередной спуск или подъем. Порой такое случается, и если у вас возникает подобное чувство, то вы на какое-то время в безопасности. Но хуже нет, когда оно исчезает, а вы этого не замечаете.
Часы на приборной панели показывали половину четвертого. Два часа до рассвета. Шестнадцать часов до Лихтенштейна.
В четыре часа утра мы въехали на центральный проспект Ванна, с обеих сторон обсаженный деревьями. Это был самый крупный город, попавшийся нам за последний час.
Я повернулся к Харви.
— Прямо перед вами в кармане лежит путеводитель Мишлена. Будьте добры, найдите, где здесь почтамт. Я хочу позвонить Мерлену, если, конечно, там есть телефон.
— Зачем?
— Он просил меня поддерживать связь. Возможно, он сумеет выяснить что-нибудь об убийстве в Кемпере, это может нам пригодиться.
Харви принялся листать путеводитель.
— Так, вот здесь поверните направо, теперь прямо по этой площади. Почта будет ярдов через двести по правой стороне.
Я подкатил к темной телефонной будке и выключил мотор. Наступившая тишина настолько поразила меня, что я невольно испугался, какой же, должно быть, шум издает «ситроен», но тут же мотнул головой — слишком мало мы проехали, чтобы начинать нервничать.
Будка была открыта, и довольно быстро мне удалось разбудить телефонистку. Я попросил соединить меня с парижским номером Анри.
Телефон прозвонил несколько раз, а затем заспанный женский голос произнес:
— Алло?
— Est il possible de parler a Henri? Voici Caneton.[23]
Короткая пауза, потом:
— II vous donnera un coup de telephone dans quelques minutes. Quel est le numero?[24]
Я продиктовал ей номер, повесил трубку и вернулся к машине.
— Еще не дозвонился, — сказал я Харви. — Он нам перезвонит. — Усевшись на переднее сиденье, я закурил сигарету.
— Зачем вы ему звоните? — спросил Маганхард.
— Хочу рассказать, что случилось с его человеком в Кемпере, и посмотреть, как он на это отреагирует. К тому же он может что-нибудь посоветовать.
В голосе Маганхарда появились металлические нотки.
— Мне казалось, что вы специалист.
— Специалист — это тот, кто знает, когда обратиться к специалистам.
Зазвонил телефон, и я поспешно выскочил из машины.
— Месье Канетон? — послышался голос Анри.
— Привет, Анри. Плохие новости: ваш кузен в Бретани болен, очень болен.
— Плохо. Как это случилось?
— Неожиданно… очень неожиданно. Как вы считаете, что мне делать?
— Он… о нем хорошо позаботились?
— Там, где он находится… день-другой с ним все будет в порядке.
— Тогда, я полагаю, вам следует ехать как ехали. Вы звоните из Ванна?
— Да. Я просто беспокоился, что болезнь может оказаться… заразной. Вы не в курсе, в последнее время ему не приходилось бывать рядом с источником эпидемии?
— Пока ни о чем таком не слышал, утром выясню поточнее. Вы мне перезвоните?
— Непременно. Спокойной ночи, Анри.
— Aurevoir, Caneton.[25]
Я сел в машину и завел мотор.
— Он ничего не знает… Мы можем повернуть отсюда в сторону Ренна, потом на Ле-Ман, а дальше — по северной трассе, но дорога там неважная. Мне кажется, лучше продолжать двигаться к Нанту. — Большой желтый трейлер «берлие» вывернул из-за угла и пронесся мимо, сотрясая все вокруг.
— Ну ладно, поехали, — бросил Харви. — К завтраку на дороге будет полно этих штуковин.
