Внезапно он понял, что у него еще есть будущее. Это его немного испугало. И все же у него есть швейцарский паспорт, у него есть деньги, у него есть «Вампир». Все эти три возможности можно неплохо использовать.
Улыбаясь, Репп встал. Теперь оставалась последняя обязанность — вернуться. Он закинул за спину рюкзак, уже не казавшийся таким тяжелым. Благослови бог Ганса-жида и его последние десять килограммов. Он забросил за плечо винтовку.
Несколько минут он продирался сквозь лес, замечая при этом все его прелести. Через какое-то время он вышел на высокогорный альпийский луг, несколько дюжин акров сочной травы. Трава лежала на солнце, не отбрасывая тени.
Над головой на алмазно-голубом, чистом и ясном фоне парили и клубились облачка. Солнце прямо-таки сверкало. Прохладный ветерок ласкал лицо.
Репп начал пересекать луг. Он снял свою форменную полевую фуражку и машинально вытер лоб рукавом, почувствовав на нем теплые лучи.
Он продолжал идти вперед и скоро подошел к концу луга. Здесь трава, прежде чем смениться рощицей, образовала невысокий барьер. Этот барьер стоял перед ним, как невысокая стена, нарушаемая кое-где чертополохом, папоротником и даже несколькими желтыми дикими цветочками.
Он оглянулся на поле. Оно было пустым и чистым. Оно было таким чистым. Ничто не нарушало его нетронутой однообразности. Для Реппа этот вид был великолепен. Картина рая. Трава слегка колыхалась под утренним бризом.
«Вот здесь для меня кончилась война», — подумал он.
Он знал, что ему еще надо пройти несколько километров по девственному сосновому лесу, затем предстоит переход вдоль гребня и наконец последний спуск в другой мрачный лес.
Осталось всего несколько часов.
Репп возобновил свой путь и начал пробираться на вершину гряды. Снова стали попадаться желтые бутоны, целые дюжины, сотни цветов открывали ему свои лица. Он снова приостановился, ослепленный этим зрелищем. Казалось, цветы впитывают свет из воздуха, а затем стреляют им в него обжигающими вспышками энергии. Начался день, спокойный и мирный. Каждая соринка, каждая пылинка будто застыла в ярком воздухе. Небо кричало голубизной, поднимающиеся в нем кучевые облачка казались в своей белизне жирными и маслянистыми. От всей этой красоты Репп даже почувствовал легкое головокружение. У него было такое впечатление, что он слышит музыкальный хор.
Освобождалась неизвестная энергия, она захватывала и окутывала его. Он чувствовал себя преображенным. Он ощущал связь с космосом. Репп повернулся к солнцу, которое стояло над гребнем, и в его пульсирующем сиянии увидел подтверждение своим надеждам, а когда там же поднялись две фигуры, которые закрывали свет, он сначала принял их за желаемое благословение.
Они были видны неотчетливо.
Одной рукой Репп прикрылся от солнца.
Тот, что крупнее, смотрел на него мрачно, а у мальчика на миловидном лице вообще не было никакого выражения. Их автоматы были подняты и наведены на него.
Репп уже было открыл рот, чтобы заговорить, но тот, что был крупнее, опередил его.
— Господин Репп, — сказал он негромко, — du hast das Ziel nicht getroften.
Он использовал фамильярное «ты», словно обращался к старому доброму другу.
«Ты промахнулся».
Репп почувствовал, что он наконец попал в ров.
Они застрелили его.
Роджер спускался с гребня, меняя на ходу магазин. Немец лежал, повернувшись лицом вверх, глаза у него были пустыми. Он был полностью открыт для перекрестного огня. Кровь была повсюду. Немец напоминал пособие на уроке анатомии. И все же Роджер осторожно, как поцелуй, подставил к его черепу автомат и выпустил очередь из пяти патронов, которая разнесла череп на части.
— Господи, этого вполне достаточно, — крикнул Литс с вершины гребня.
Родж, забрызганный кровью и плотью, встал в полный рост.
Литс устало спустился с гребня холма и подошел к телу.
— Поздравляю, — сказал Роджер, — вам достались оба уха и хвост.
Литс присел и перевернул тело на живот. Он снял с плеча винтовку, осторожно скользя ремнем вдоль руки и стараясь не задеть курок.
— Ну вот и все, — сказал он.
— Браво, — поздравил Роджер.
Литс высвободил курок и магазин из захвата мертвой руки. Он раскрыл карабин и взглянул через его дуло на солнце.