На какой-то миг Ролинз в нерешительности замедлил шаг. Затем проговорил негромко:
– Наконец-то вернулся. Я уж начал беспокоиться.
Глаза Ролинза не сразу привыкли к темноте, и он вначале не заметил второй, низкорослой лошади. Отец, не отвечая, стянул со своей лошади седло и отнес к стене. Когда он выпрямился, Ролинз стоял уже совсем рядом и внимательно смотрел на него.
– Ну как там… все? – Ролинз явно не знал, как задать вопрос.
Наступило долгое молчание. Отец стоял неподвижно, глядя на товарища. Затем Сокол увидел, как лицо отца передернуло судорогой.
– Она умерла, Том. И девочка тоже. Она гостила у своего дяди и уехала как раз перед тем, как разразилась буря. У повозки сломалась ось, она, похоже, сама выпрягла лошадь, – наверное, решила добраться домой верхом. Очевидно, ее выбросило из седла. У нее на лбу была рана, и кровь запеклась. Они замерзли насмерть – она и малышка.
Отец замолчал, и Сокол увидел, как он отвернулся, опустив голову, и закрыл глаза рукой.
Ролинз шагнул было к отцу, но затем замер на месте, глядя в сторону:
– Я… мне очень жаль.
– Да, – это короткое слово ничего не означало. Отец провел рукой по лицу, словно стряхивая невидимую паутину, и шумно выдохнул через нос.
– А как насчет мальчика?
Отец в это время снимал седелку и потник. Он застыл на миг, с легким удивлением оглянулся на Ролинза, на Сокола и быстро отвел взгляд.
– Я взял его с собой, – хрипло выговорил он, взял седелку и потник и расправил их поверх седла, лежащего на полу. Должно быть, он заметил, как вскинул голову Ролинз, потому что счел нужным кратко добавить: – Я не мог оставить его там.
– Ты хорошо подумал? – голос Ролинза прозвучал удивленно.
– Черт возьми, говорю же тебе, я не мог оставить его там. Ты представляешь, что ждет его в резервации. Ему надо получить образование… А кроме того… я хочу, чтобы он был рядом со мной, – последние слова он произнес дрогнувшим голосом.
– Но как ты себе все представляешь? – нахмурился Ролинз.
– Я думал об этом, – вздохнул Фолкнер и быстро глянул на Сокола, который, по-прежнему скрываясь за гнедой, снял с нее седло и пристраивал его у стены. – Я не могу взять его домой. Кэтрин будет… – Он замялся и не закончил фразы. – Знаешь, дружище, но, кроме тебя, мне некому больше довериться.
Наступила такая тишина, что Сокол слышал шуршание осыпающейся на пол соломы. Отец прервал молчание, обернувшись к мальчику.
– Сокол, подойди сюда, – приказал он.
Нагнувшись, чтобы подхватить свой узел с пожитками, Сокол поднырнул под шею гнедой и, беззвучно шагнув, встал рядом с отцом. Он открыто встретил взгляд Ролинза, бесстрастно изучая человека, с которым отец хотел его оставить. Тот смотрел на мальчика без обычной приветливости и теплой улыбки, которыми прежде его встречал. И поэтому Сокол просто стоял и глядел на Ролинза, ничем не показывая, что знает и помнит его.
– Он смышленый мальчик и быстро всему учится. Обещаю, он не доставит вам никаких хлопот, – сказал отец.
– Что у него с лицом? – резко бросил Ролинз, прищурившись, разглядывая правую щеку Сокола.
– Прости меня, боже, – едва слышно пробормотал отец и громко ответил: – Я ударил его.
– Почему? – ошеломленно спросил Ролинз.
– Не знаю, – устало покачал головой отец, словно не желая вспоминать того, что было. – Когда мы нашли их там, в снегу… Белый Шалфей и девочку… Ты сам знаешь, Том, как навахо относятся к смерти. Он начал нести всякую чушь о духах и попытался оттащить меня от них…У меня и в мыслях не было его ударить. Сокол пытался защитить меня на свой лад. Мальчик вел себя как настоящий смельчак, а я ударил его. – Отец замолчал и потом спросил с надеждой: – Так ты возьмешь его, Том?
Ролинз медленно опустил голову в знак согласия.
– Соседи начнут гадать, кто он. Некоторые будут молчать, другие будут спрашивать. Как ты хочешь, чтобы мы отвечали?
На скулах у отца заиграли желваки.
– Разве не естественно, что христианская пара дает пристанище сироте-полукровке?
Ролинз немного подумал и вновь медленно кивнул:
– Да. Думаю, это естественно.
Рука отца нерешительно легла на спину сына, а затем слегка подтолкнула мальчика вперед, к Ролинзу.
