* * *
Лешка Завьялов забросил на плечо ремень сумки, в которой лежало кимоно, и вышел из раздевалки.
Федор Степанович стоял в коридоре у тренерской комнаты. Увидев Лешку, напомнил:
– Послезавтра в шесть вечера!
– До свидания, Федор Степанович! – прошел мимо Васька из третьего «Б».
Лешка спустился по лестнице в фойе. У стеклянной стены стоял Хазбиев Успа и с тоской смотрел на улицу. Сегодня на тренировке он несколько раз больно врезал Лешке коленом. Парень не подал виду. Однако и оставлять это дело не собирался.
– Слышь, ты чего запрещенные приемчики применяешь?
Успа Хазбиев был ему ровесник, но в школу пошел позже из-за того, что плохо знал русский язык и сейчас учился в четвертом классе.
– Не умеешь бороться, так и скажи, – сверкнул глазами Успа.
– Я умею. – Лешка подошел ближе. – Это ты, когда не получается, нечестно поступаешь!
– Не ври! – разозлился чеченец.
Они вышли на улицу. За Успой приезжал отец или дядя. Лешка сегодня останется ночевать у бабушки, а это совсем рядом со спортивным комплексом.
– Я тоже, как ты, могу, – продолжил уже на крыльце начатый разговор Лешка. – Даже еще круче. Меня отец знаешь каким приемам научил?
Чеченский мальчишка рассмеялся:
– Этот очкарик?
– Да нет! – Лешка замотал головой. – Это отчим. Моего отца убили.
– За что? – Успа перестал смеяться. – У нас если убивают, то за дело. Вот, например, кто-то убил моего брата, я должен найти этого шакала и тоже убить его. Еще позор и оскорбления кровью смываются.
Успа говорил так, словно повторял кем-то много раз сказанное.
«Наверное, отец с дядей каждый день напоминают ему об этом», – подумал Лешка, а вслух сказал:
– Я знаю, кровная месть называется.
– У русских такого нет. – Успа выдержал паузу. – Ты про отца почему не хочешь говорить?
– Он офицер был. – Лешка погрустнел. Сейчас ему пришлось соврать, а мама всегда за это ругала. Отца он не помнил и научить тот его ничему не мог, так как погиб, когда Лешка еще только учился ходить.
– А у меня дядя тоже воевал, – неожиданно заявил Успа.
– Врешь!
– Правда! У нас не принято говорить неправду. Каждый мужчина должен отвечать за свои слова.
– А где он воевал? – не унимался Лешка. До сих пор он знал только одного человека, который служил в армии. Это был его крестный – дядя Антон, друг и командир отца.
– Разве не знаешь? – Успа перевесил спортивную сумку с одного плеча на другое. – В Грозном.
– Откуда мне знать?
– У нас бывших боевиков уважают. У любого в Гудермесе спроси, покажут, где Исмаил Хазбиев живет.
– Его Исмаил зовут? – догадался Лешка.
– Да, – с гордостью подтвердил Успа. – Если бы я был старше, тоже пошел воевать.
– Я бы тоже!
– Мы вас победили, – неожиданно сказал Успа.
– Почему? – растерялся Лешка.
– Мне дядя говорил. Он тоже воевал.
– С кем он воевал?
– С вами! – выпалил чеченец. – Может, он и твоего отца убил!
– Тогда почему вы сюда приехали?
– Мы где захотим, там и живем, – с гордостью заявил Успа.
– Разве так бывает? – Он уже понял, к чему клонит чеченский мальчишка. Похожий разговор между ними уже был. Тогда Лешка повел себя нехорошо. В ответ на показавшееся обидным слово он крикнул, чтобы Успа уезжал к себе на родину и там учился. Перепалку услышал тренер, и им очень сильно досталось. Ко всему, в конце недели об инциденте узнала мать.
– Бывает! – продолжал Успа. – Посмотри, сколько чеченцев живет в Москве. А русских в Чечне по пальцам можно пересчитать.
Чувствовалось, что чеченец попросту снова повторял сказанное кем-то из взрослых.
– Разве можно так?
– Можно! – Успа задрал подбородок и шагнул к Лешке.
– Но почему?
– Потому что мы чеченцы, а вы русские тупые! – выпалил Успа.
– Кто сказал? – Лешка не знал, как поступить. С одной стороны, он дал слово больше не оскорблять Успу и не называть его плохими словами. С другой, тот сам обижал не только его, но и всех русских.
– Отец.
– Почему тупые? – не унимался Лешка и тоже стал надвигаться на обидчика.
– Вот ты на скольких языках разговариваешь? – неожиданно спросил Успа.
– На одном.
– А я на русском и чеченском, – похвастался Успа. – А еще вы неверные.
– Это как? – больше всего его сбивала с толку та уверенность, с которой говорил чеченец. Была в его словах странная твердость.
