Фенхель спал на стуле около письменного стола.
Сиони перевела дух, но сердце продолжало колотиться. Она встала и прошлась по комнате, яростно раздирая пальцами спутавшиеся волосы.
Такие кошмары не тревожили Сиони уже два месяца. Особенно отвратительным было то, что увиденное ощущалось совершенно… реальным.
Глаза Сиони наполнились слезами. Она уставилась в потолок и быстро-быстро заморгала, отгоняя их.
Сиона не попала на похороны Дилайлы – тогда она лежала без сознания в больнице. Клемсон, Огневик (она познакомилась с ним, когда подмастерьям устроили экскурсию на бумажную фабрику), – позднее рассказывал Сиони, что в тот день лил дождь.
За окном сверкнула молния, и почти сразу же раскатился гром, не уступавший громкостью ударам ее сердца. Сиони взглянула на свою измятую постель, потом на Фенхеля.
Сглотнула. Подождала немного. Снова посмотрела по сторонам.
Подняла с пола подушку и, прошлепав к двери, приоткрыла ее на несколько дюймов. Сквозь щелку виднелся темный коридор. Из-под дальней двери справа выбивался слабый лучик света. Свеча, конечно. Эмери никогда не тратил денег на магически обработанные лампы.
Сиони закусила нижнюю губу и вышла в коридор. Приблизившись к комнате Эмери, она поправила ночную рубашку и постучала – настолько тихо, насколько это можно было сделать трясущимися пальцами. Она не хотела будить его, если он уже…
– Да-да! – откликнулся он.
Который час, если он еще не спит?
Сиони приоткрыла дверь. Эмери лежал в постели, укрытый до пояса, и читал, но при виде Сиони вскинулся и положил книгу на тумбочку. Свеча почти догорела – осталось лишь с полдюйма воска.
Хорошо, что Сиони не опоздала.
Он встретился с нею взглядом и помрачнел.
– Сиони, ты в порядке?
Она вспыхнула, внезапно ощутив себя маленькой девочкой.
– Я… прошу прощения. Но я… можно я лягу… у тебя, на полу?
Выражение его лица не изменилось. Он сел.
– Ты заболела? – спросил Эмери, явно собираясь вставать.
– Я… я… мне не спится. Опять, – призналась она. – Я буду вести себя тихо. Просто… я не хочу сегодня ночью быть в одиночестве. Ну, пожалуйста…
Эмери стиснул губы. Он знал о кошмарах, мучивших Сиони. Они начались после смерти Дилайлы – после убийства Дилайлы – и они изводили Сиони. Три недели подряд Сиони могла спать только с включенной лампой.
В последнее время кошмары случались реже, но когда они посещали Сиони, она всегда просыпалась с криком. В такие моменты она жалела, что не смогла отомстить за гибель подруги.
Эмери жестом предложил Сиони войти, и она переступила порог его комнаты.
– Извини меня, но я…
– Сиони, – мягко перебил он, – не надо извиняться.
Решительно откинув одеяло, он отодвинулся, освободив место для Сиони.
Она замялась – ей никогда прежде не доводилось спать в кровати Эмери – но ей позарез требовалось общество. Его общество. Бумажная цепь, которую она не видела и не осязала, тянула ее к нему, а заклинания, которое могло бы препятствовать притяжению, она не знала – единственного из всех.
Сиони пристроила свою подушку рядом с его и забралась на матрас. Эмери погасил свечу, прищипнув пальцем фитиль, повернулся на бок и, обвив рукой талию Сиони, прижал девушку к своей груди.
Как тепло! Сиони расслабилась в объятиях Эмери. Вслушиваясь в знакомый стук его сердца, она прильнула к нему, и ее дыхание успокоилось.
Когда видения недавнего кошмара развеялись, Сиони погрузилась в крепкий сон безо всяких сновидений.
Открыв глаза, Сиони обнаружила, что у нее затекло плечо, совершенно онемело ухо, а ее щека до сих пор глубоко зарыта в подушку. Сиони зевнула и уставилась в незашторенное окно, в которое беспрепятственно проникали солнечные лучи.
Лишь спустя несколько мгновений она поняла, что и заваленная всякой всячиной тумбочка, и окно – не ее. И одеяло тоже. Сиони определенно находилась в комнате Эмери.
Сиони села, ощущая, как кровь заново приливает к уху, и обвела взглядом кровать. Пустая и аккуратно застелена с одной стороны. Сиони протерла глаза, развязала ленту, придерживавшую перепутавшуюся косу, и разодрала пальцами длинные волнистые локоны.
Ее грудь пылала. Сиони посмотрела сквозь ворот ночной рубашки на свою кожу, исходящую жаром. В первую секунду она растерялась, но отнюдь не так сильно, как могла бы. Как-никак, она сказала Эмери только о том, что могла бы спать на полу.
