Мастер Исхода - страница 92
Я прыгнул на него сам (в одной руке — подхваченный бронзовый нож Боцмана, в другой — мой собственный, из когтя ящера), ударил двумя ногами. Что-то хрустнуло (ребра, позвоночник — неважно, я уже знал, что тварь так не убьешь), оборотня развернуло и бросило ничком, а я уже был сверху (всем весом — у него на лопатках), колени — на плечах, ближе к локтям), вскинул руку с бронзовым ножом…
Оборотень чудовищным образом выгнулся в пояснице (мой центнер с лишком подбросило сантиметров на десять), почти достал меня задней ногой-лапой… И обмяк, когда я вбил нож в прикрытое жесткой удлинившейся гривой основание черепа.
Я ударил еще раз, и еще, — стараясь перебить позвоночник, но кончик ножа согнулся, и доделать дело я не смог. Где-то валялось копье… Я оглянулся и первым делом увидел малость оклемавшегося Боцмана (давно я не видел такой изумленной рожи) и ухмыляющуюся во всю пасть Лакомку.
Кошечка сверкнула раскосыми глазищами и фыркнула: пусти меня.
Я охотно уступил ей место.
Подцепив лапой Маххаим, она ловко перевернула его навзничь (тварь была в сознании и даже пыталась давить), уселась поудобнее и несколькими взмахами лапы вскрыла твари брюшину, кишки. Потом засунула лапу поглубже и вырвала сердце.
«Теперь — издохнет», — сообщила она мне.
И точно. Тварь издохла.
Добивала его Лакомка. Но я был рядом — и мне пришло.
На этот раз это было не просто обострение всех чувств (четыре Маххаим в своем поселке-капище нарисовались невероятно отчетливо — четыре сгустка мрака, источающие холод), но и мгновенное озарение-знание: этот, убитый, был нездешним, пришел откуда-то с севера. А главное: если я сейчас не дам деру, то нить моей жизни оборвется преждевременно и болезненно.
— Уходим! — заорал я и бросился в джунгли.
Мне опять повезло. Оборотни не кинулись за мной в погоню сразу и даже не спустили ящеров. Они попытались достать меня дистанционно.
Удар, который нанесли четверо Маххаим, размазал бы меня, как мухобойка муху, но импульс был локален, а «муха» уже успела взлететь. Леденящий смертный ветер швырнул перепуганное насекомое (то есть меня) так, что очнулся я уже по ту сторону реки, километрах в пяти от места недавней схватки.
Рядом со мной была Лакомка (даже чуть-чуть запыхалась, так я удирал) и, к моему немалому удивлению, — Боцман. Красный, как вареный рак, и пыхтящий, как паровой котел. Но — не отставший ни на шаг.
— Ну и какого… ты тут делаешь? — спросил я, когда лысый пират кое-как отдышался.
— Ага, — невпопад ответил Боцман, нависая надо мной. — Ты его убил! Я видел!
Лакомка на всякий случай втиснулась между нами, игривым толчком отодвинув пирата.
— Допустим, — согласился я. — И что с того?
— Мне не жить, — мрачно сообщил Боцман. — Я видел, как человек убил Маххаим. Нельзя убивать Маххаим. Никто не может. Все знают. Маххаим вечны и бессмертны. Ты — убил. Маххаим убьют меня, чтобы я не рассказал другим. Люди не узнают. — Он ощерился. Зубы у него были желтые и кривые.
— Ну узнают — и что? — спросил я. — Убивать Маххаим не так уж легко. Я не уверен, что с этим справится кто-то другой.
— Трудно, да. Но — можно. Люди захотят убивать Маххаим. Я уже хочу.
— Не так давно ты сказал, что служишь им, — напомнил я. — Даже, помнится, хотел принести им мою голову.
— Полная рука железа — это очень много, — сказал Боцман, криво усмехнувшись. — Но у Маххаим много-много железа.
— Ну и зачем тебе много железа? — осведомился я.
Мне и впрямь стало интересно. В этом мире, считай, почти везде — натуральное хозяйство. Предметов роскоши, настоящей, — я что-то не замечал.
— Здесь, по-моему, достаточно пары чешуек, чтобы получить всё, что захочешь.
— Здесь — да, — не стал спорить пират. — Но есть другое место. — Он махнул рукой в сторону юга. — Красивые вещи, вкусная еда, много-много друзей, особенно женщин… — Боцман прижмурился и облизнулся, напомнив мне здоровенного кота. — Правда, там тоже много Маххаим, но их тоже можно убить. Я слыхал: там, внутри горы, столько железа, что сотня мужчин не унесет. Пойдем, странный человек, убьем Маххаим, заберем железо — и я тебе покажу, как надо жить!
