Выдал длинную сентенцию, которую один из моих наставников, Пророк Севастьян Худых, свел бы к фразе: «Кто о чём, а вшивый — о бане».
Устроил даже маленькое шоу, выпустив наружу нечто вроде хоботка. Насмехаться изволил. Облил, понимаешь, презрением всю человеческую породу. Потом снизошел. Принял высокомерный вид (насколько это возможно в его положении) и начал длинную лекцию на тему несовершенства человеческой породы…
То есть это он полагал, что лекция будет длинной. Меня, само собой, интересовало, как эти твари совокупляются. Но главным образом — с точки зрения численности их популяции. Кроме того, я знал, что Маххаим с самого начала вознамерился утаить что-то главное, так что… Так что лицом я изобразил вдумчивое внимание, а правой рукой спокойненько воткнул шашку оборотню в живот.
Боль оборотни воспринимают куда спокойнее, чем люди. Но все же воспринимают.
Внезапность удара вывела моего собеседника из равновесия. Не ожидал он. И не успел понять, что меч в животе — это как удар пяткой по татами. Способ отвлечь внимание.
Получилось отменно. Оборотень взвыл и отвлекся, а я нанес настоящий удар. На другом уровне. Вник прямо в середку клубящейся Тьмы.
И Тьма пропустила меня в себя.
Совсем неглубоко. Все-таки у нас разная природа. Вода и нефть не способны смешаться. Но сквозь узкую щелочку я кое-что увидел. Оборотную сторону Света. Другую вселенную. А между ними бритвенное лезвие Грани, на которой балансирует Душа. Грань, на которой не бывает тайн, и загадка Исхода так же ясна, как восход солнца. Но человеческий разум не в силах принять все тайны Создания, потому воплощенное не может коснуться вечности, не потеряв себя.
И я, Мастер Исхода Владимир Воронцов, непременно сошел бы с ума.
Если бы мой ум, мое самосознание (тяжелый, инертный груз — в этом трижды бесплотном мире) не остались далеко позади. Там, на границе клубящейся Тьмы — дыхания Иномирия, проникающего сквозь разрыв ткани Бытия.
Острое наслаждение и панический страх пронзили меня одновременно. Но страх оказался сильнее и выдернул меня из бесконечного мига Вечности.
Мой судорожный вздох был похож на вскрик. Приход был настолько силен, что я едва устоял на ногах. Что-то во мне рвалось наружу. Нет, не наружу — туда! Страх по-прежнему удерживал меня на краю бездны, но поселившееся во мне безумие было не слабее. Не хватало самой малости…
Так, балансируя на грани Бытия и Вечности, я прозрел смерть Пророка Шу Дама. Я прозрел ее в вялой и послушной памяти распятой на бронзовых гвоздях твари.
Я увидел чужого, беспомощно бьющегося в тисках чуждой силы. Я ощутил его боль — и она была мне сладостна. Я ощутил его бессилие и страдание. Я нырнул внутрь него и увидел его собственный мир, чуждый, противоестественный и еще более удивительный, чем этот…
Я, Маххаим, понял, что не властен над чужим, и боль его мне так же чужда и непонятна, как мир, из которого он пришел. Спасибо тебе, Могучий и Мудрый, что подарил мне жизнь и счастье! Подарил мне власть над чужим, подарил мне его боль, его страдание, которые есть моя радость и моя сила.
…Шу Дам страдал и умирал с каждым из своих последователей. Но ничего не мог сделать. Его Сила, его Дар были так слабы, что не могли защитить людей от ментальной атаки проклятых тварей. Со времени Исхода прошло так много времени, а Пророк Шу Дам все еще не мог принять Высшее. Бог не слышал его. Шу Дам не обрел свой Дар. Он не восстановился!
Слушающие Центральной Сибири ошиблись. Пророк не пытался уйти в Исход. То, что они приняли за желание уйти, была последняя отчаянная попытка Пророка дотянуться до Истока. Наверное, даже из ада можно воззвать к Богу. Но услышит ли Он?
Шу Дам услышан не был.
Но Бог жил в сердце Пророка, потому и Маххаим были не в силах подчинить его. Душа Шу Дама была чиста и совершенна. В ней не было бреши, в которую может проникнуть Зло.
Поэтому твари просто разорвали его на куски.
Я посмотрел вниз и увидел расширенные, слепые, будто обожженные светом глаза оборотня. Его голова лежала у меня под ногами. Я и сам не понял, когда снес твари башку.
Я опустился на землю, переводя дух.
