Дорис прижала к себе куклу.
— Моя Паулиночка совсем не пучеглазая, — обиженно сказала она.
— Послушайте меня! — решительно прервала спор мать. — Дорис, ты получишь кроватку лишь с тем условием, что не будешь мешать брату заниматься. А ты, Герберт, следи за своими словами. Ясно?
Она ушла на кухню, оставив детей одних. Детей и Пумукля. Он не спускал глаз со своей кроватки. Дрожа от негодования, он наблюдал за тем, как Дорис, застелив кроватку тряпочками, укладывала на неё куклу. Он ничего не мог сделать, пока кроватка находилась в детских руках, но, если Дорис на минутку отворачивалась, Пумукль освобождал свою кроватку, сбрасывая всё на пол. Девочка, сначала ничего не подозревая, терпеливо укладывала куклу снова и снова, приговаривая вполголоса:
— Паулиночка, лежи спокойно!
Но вскоре наступил момент, когда её терпению пришёл конец. Она подскочила к бубнящему слова брату.
— Прекрати сбрасывать мою куклу с кровати!
— Не говори ерунды! Я и не думал трогать твою дурацкую кровать!
— Она не дурацкая! — начала всхлипывать Дорис.
— Совершенно дурацкая! А у твоей Паулиночки волосы, как ботва!
— Я всё расскажу маме!
Девочка выбежала из комнаты, а Герберт, вздохнув, снова уткнулся в книгу.
Пумукль в это время в очередной раз пытался стащить куклу с кроватки. Кукла была такого же роста, как и он, поэтому ему стоило большого труда освободить — уже в который раз! — свою кроватку.
Он начал потихоньку толкать кровать к двери.
Тут в комнате снова появилась Дорис. Мама не захотела слушать её жалобы, и девочка была страшно рассержена. Увидев лежащую на полу куклу и кроватку возле двери, она закричала дрожащим от гнева и слёз голосом:
— Ты — подлый, подлый! Опять сбросил Паулиночку!
— Не трогал я твоей куклы! Сколько тебе говорить! Ещё раз, и ты от меня получишь!
Угроза подействовала так, что Дорис не стала больше с ним спорить, подняла куклу, стала баюкать её, укладывать в кроватку и приговаривать:
— Спи, моя хорошая, спи, моя пригожая.
— Спи, моя пучеглазая, спи, моя лохматая, — передразнил её Герберт.
— Мама сказала, чтобы ты следил за своими словами.
— Тебя это не касается!
— Я расскажу маме!
— Иди говори. Ябеда!
Дорис сделала вид, будто пошла к маме, сама же только вышла из комнаты, чтобы нагнать на Герберта страх. Этого момента вполне хватило Пумуклю, чтобы сбросить куклу. На этот раз он решил затолкать кроватку под диван, там подождать до темноты и потом через окно как-нибудь перетащить её в мастерскую.
Дорис зашла в комнату и оторопела — кукла валялась на полу, кроватки же не было совсем.
От негодования она закричала так, что в комнату с испугом заглянула мать.
— Ну что это в самом деле! Вас нельзя и на несколько минут оставить одних! Герберт, ты ведь уже достаточно взрослый, чтобы оставить в покое ребёнка!
— Почему всегда я? Я ничего не делал!
— Ты спрятал мою кроватку!
— Где кроватка? — строго спросила мама.
— Я не знаю! Я действительно не знаю! — Герберт уже тоже готов был расплакаться.
— Дорис, где была кроватка, когда ты выходила из комнаты?
— Вон там, на полу!
— Она же не могла исчезнуть? В конце концов, не привидения же её утащили!
— Честное слово, это не я, — всхлипывал Герберт.
— Это ты, ты, — всхлипывала Дорис.
Тут в дверях зазвенел звонок. Мать несколько беспомощно посмотрела на своих плачущих детей и вышла из комнаты открывать дверь. Это был мастер Эдер. Фрау Райзер, естественно, подумала, что мастер пришёл снимать мерку со шкафа. Она провела его в детскую и, кивая на заплаканные лица детей, сказала:
— Мы как раз спорим по поводу вашей кроватки. Дети утверждают, что она бесследно исчезла.
— Я так и знал, — пробормотал Эдер.
Мать изумлённо посмотрела на него.
— Откуда вы могли это знать, господин Эдер?
— Потому что, э-э-э такое очень легко может исчезнуть.
— Помилуйте! Кроватка не настолько уж мала.
Она не понимала столяра. Дети тоже стояли, вытаращив на него глаза. Мастер Эдер смутился.
— Э-э-э, у вас, случайно, не была открыта дверь в прихожую и на лестницу? — осторожно поинтересовался он.
— Я вас не понимаю. Кроватка ведь не кошка, она не может убежать.
— Кто знает, — улыбнулся Эдер, — у неё же есть четыре ноги.