— Присядь, милый, — мягко сказала Мерелан, устроившись в тени, и похлопала по красному плетеному коврику рядом с собой. — Если вдруг понадобится, мы успеем ему помочь.
— Он ведь младше, чем парнишка Нэйлоров? — поинтересовался Петирон, и в голосе его впервые проскользнули нотки отцовской гордости.
— На два месяца, — с притворным безразличием ответила Мерелан.
— А ведь он на целую ладонь выше, — почти самодовольно заявил Петирон.
— Он будет высоким, когда вырастет, — сказала Мерелан. — Тебя коротышкой не назовешь, да и мои родители тоже были рослыми. А твои братья выше тебя или как?
— Думаю, Форист повыше, но остальные трое вряд ли с ним сравняются, — безразлично ответил Петирон. Он никогда не питал особой любви к братьям.
— И с тобой тоже.
Она лениво стряхнула песок с густых темно-русых волос и загорелых плеч супруга, воспользовавшись этим поводом, чтобы лишний раз прикоснуться к его гладкой, согретой солнцем коже. Мерелан нравилась спина Петирона, сильная и мускулистая. Вряд ли он когда-нибудь растолстеет; он не склонен к полноте. Но сейчас Петирон выглядел даже лучше, чем всегда, и Мерелан чувствовала, что любит его еще сильнее.
Петирон взглянул на жену и встретил ее взгляд. Не опуская глаз, он взял руку Мерелан и принялся пощипывать губами ее пальцы.
— Может, когда Роби уснет после обеда, мы найдем где-нибудь тенечек? — спросил Петирон, и дыхание его участилось.
— Пожалуй, можно, — пробормотала в ответ Мерелан, чувствуя, как в ней разгорается ответный жар. — Сегойна дала мне снадобье, которое на время нас обезопасит.
* * *
Когда они вернулись в Дом арфистов, все его обитатели отметили, как посвежела Мерелан, как подрос за эти шесть месяцев Робинтон и как замечательно эта поездка повлияла на характер Петирона.
Петирон трудился над партитурой последнего своего творения, когда его внимание привлек какой-то негромкий звук. Прислушавшись, Петирон понял, что он исходит из другой комнаты. Мерелан ушла куда-то по делам, а Робинтону полагалось сейчас спать.
Этот тихий звук был эхом темы, которую Петирон как раз поспешно записывал, боясь упустить, — он и сам не сознавал, что напевает себе под нос во время работы. Разозлившись, Петирон отправился на поиски неведомого подражателя.
И обнаружил, что его сын сидит в кроватке-качалке и мурлычет эту мелодию.
— Робинтон, прекрати сейчас же! — раздраженно воскликнул Петирон.
Малыш натянул легкое одеяльце до подбородка.
— Ты сам так делаешь, — сказал он.
— Что я делаю?
— Угукаешь.
— Мне можно, а тебе нельзя!
И Петирон строго погрозил мальчику пальцем. Робинтон нырнул под одеяло с головой. Петирон стащил с него одеяло и наклонился над кроваткой.
— Никогда не смей меня передразнивать! Никогда не смей мешать мне, когда я работаю! Понял?
— Что он там еще натворил, Петирон? — воскликнула Мерелан, влетев в комнату, и остановилась у изголовья кроватки с явным намерением защитить малыша. — Когда я уходила, он спал. Что происходит?
Робинтон, никогда не отличавшийся плаксивостью, всхлипывал, сунув в рот край одеяла, и по лицу его текли слезы. Этого Мерелан уже никак не могла стерпеть. Она подхватила плачущего сына на руки и принялась утешать.
Петирон сердито посмотрел на жену.
— Он бубнит себе под нос, когда я пишу!
— Если ты так делаешь, почему ему нельзя?
— Но я пишу! Как я могу работать, если он бубнит?! Он же прекрасно знает, что мне нельзя мешать!
— Петирон, он всего лишь ребенок. Он подражает всему, что видит.
— Замечательно, но это еще не повод бубнить у меня под боком! — заявил Петирон, ничуть не смягчившись.
— Как же не повод, если ты его разбудил?
— Ну и как, спрашивается, мне работать, если вы оба все время меня перебиваете? — Петирон воздел руки и торжественно направился к выходу из комнаты. — Забери его куда-нибудь. Я не могу вынести, когда он тут поет рядом со мной.
Мерелан, прижав к себе плачущего сына, на миг остановилась на пороге.
— Тогда его вообще не будет рядом с тобой! — уничтожающе бросила она.
— Он меня еще никогда в жизни так не бесил! — сказала Мерелан Бетрис. Та, к счастью, оказалась у себя, когда Мерелан постучалась к ним.
