«Кругом измена, трусость и обман».
Известный судебный деятель Кони, недолюбливавший Николая I, как и многие представители русской интеллигенции и русского либерализма, тем не менее пишет в «На жизненном пути», что «Освобождение крестьян было, как известно, искренним желанием Николая I». Но «Бюрократическая и законодательная рутина, опиравшаяся на УПОРНУЮ НЕПОДВИЖНОСТЬ ОБЩЕСТВА и на страхи, создаваемые «пугливым воображением», ставили постоянные препятствия для решительных шагов Государя».
В дневнике Государственного Секретаря Перетца приводятся слова, сказанные однажды Александром II Милютину: «Покойный отец очень любил Павла Дмитриевича (Киселева) и не раз был готов приступить к осуществлению заветной мысли его — освободить крестьян; но беда в том, что большая часть людей, окружавших батюшку, его пугала, обманывала» (стр. 20).
«Он не готовился царствовать, — пишет проф. К. Зайцев, — но из него вырос Царь, равного которому не знает русская история. Николай I был живым воплощением русского Царя. Как его эпоха была золотым веком русской культуры, так и он сам оказался центральной фигурой русской истории. Трудно себе представить впечатление, которое производил Царь на всех, кто только с ним сталкивался лицом к лицу. Толпа падала на колени перед его властным окриком. Люди, ни в какой мере от него не зависящие, иностранцы, теряли самообладание и испытывали вообще трудно объяснимое, а для них и вовсе непонятное, по истине мистическое, чувство робости почтения. Мемуарная литература сохранила бесчисленное количество свидетельств такого рода («Согласие» № 4», Лос-Анжелес).
Про Николая I можно сказать то же, что сказал Минье про Людовика XVI: «Он, может быть, единственный из государей, который, не имея никаких страстей не имел и страсти к власти, и который соединял оба качества, характеризующие хороших королей: страх Божий и любовь к народу».
Настоящий духовный облик Николая I вовсе не таков, каким его представляли, и до сих пор представляют, поверившие в созданные о нем русской интеллигенцией лживые мифы. Только теперь, после убийства русским масонами и интеллигентами русской монархии, они позволяют себе иногда вскользь, глухо говорить о том, что духовный облик Николая I был намеренно искажен. Так, масон В. Маклаков, пишет в своих воспоминаниях, что от своих родных и знакомых, знавших лично Николая I, которых никак нельзя было назвать почитателями самодержавия, он никогда не слышал о нем отзывов, подобных отзывам Герцена. Маклаков признается, что прочитав впервые клеветнические инсинуации Герцена, он не знал кому верить — Герцену, или родным и знакомым, совершенно иначе расценивавшим личность Николая I.
И чем дальше шло время, тем правдивый образ Николая I искажался все больше и больше. Ложь, постоянно и многократно повторяемая, со временем приобретает обличье правды. И тогда большинство «за ослушание истине — верят лжи и ослушанию» «Ибо тайна беззакония УЖЕ В ДЕЙСТВИИ, только не совершится до тех пор, пока не будет взят от среды УДЕРЖИВАЮЩИЙ» (Вт. Пос. Ап. Павла Феc. 12, 7).
Николай I и был таким УДЕРЖИВАЮЩИМ. «Император Николай I, — пишет И. Ильин в «Наших задачах» (том II, 554), — удержал России на краю гибели и спас ее от нового «бессмысленного и беспощадного бунта».
Мало того, он дал русской интеллигенции срок, чтобы одуматься, приобрести национально-государственный смысл и вложиться в подготовленные им реформы Александра II. Но она не использовала эту возможность».
Философ И. Ильин писал в «Наших Задачах» (т. II, стр. 554), что одно из важнейших призваний Государя и Династии состоит в том, чтобы иметь верную, творческую и устойчивую СОЦИАЛЬНУЮ, отнюдь несоциалистическую, идею, т. е. план ведения государственных дел в неуклонном направлении свободной духовности, справедливости и хозяйственной продуктивности. Государь, не имеющий творческой социальной идеи будет править от случая к случаю, от наущения к наущению, а, может быть, по отжившей и государственно вредной традиции, а, может быть, от каприза к капризу. А, между тем, он призван к своего рода СОЦИАЛЬНОМУ ЯСНОВИДЕНИЮ: его прозорливость и дальнозоркость должна верно видеть, что именно (и именно у его народа) может развязать творческие силы, подвигнуть его к хозяйственному и культурному расцвету и пробудить в нем волю к справедливости.
