Как это обычно бывает, в возникавшем непонимании и недоразумениях, виноваты были обе стороны — и славянофилы и Николай I.
Одни — высказывали недостаточно продуманные политические и социальные идеи, не считаясь с ненормальной политической обстановкой, создавшейся в России после подавления заговора декабристов, другие — проявляли в ряде случаев, излишнюю осторожность. Так безусловной ошибкой со стороны правительства необходимо признать запрещение диссертации К. Аксакова, за содержавшиеся в ней оценки отрицательных результатов «реформ» Петра I, запрещение ряда произведений И. Киреевского, а самой большой ошибкой — запрещение печатания в России выдающихся богословских произведений А. Хомякова.
Настороженность Николая I к неразработанной до конца идеологии славянофильства, была оправдана. Славянофильство идейно было двойственным: славянофилы не имели такого цельного мировоззрения, какое имели Пушкин и Гоголь. Славянофилы сделали много в области развития православного богословия и в области возрождения древнерусских идей, забытых после Петровской революции. Заслуги их в этом деле несомненны.
Но в их мировоззрении было еще много следов европейского миросозерцания, оставшихся от юношеской поры увлечения европейской философией.
Православная реакция, о которой писал Пальмер Хомякову, не произошла ни в царствование Николая I, ни при его преемниках и это было основной причиной разразившейся в 1917 году катастрофы. Духовенство Николаевской эпохи поступало также, как после поступало духовенство в следующие царствования, вплоть до революции. «Русское духовенство, — писал митр. Антоний, — настолько отвыкло от прямой защиты священных канонов и так освоилось со своим рабским положением за 200 лет существования Синода, что стало относиться довольно безучастно к этому главнейшему и настоятельному своему общецерковному долгу (восстановление патриаршества) как будто бы это дело его, т. е. русского духовенства, мало касалось…» Все преобразовательные стремления Николая I, и его преемников, иссякали у порога центральной задачи национального возрождения — необходимости возрождения идеи Третьего Рима, каковая не могла быть осуществлена без восстановления патриаршества. Только восстановление патриаршества привело бы к восстановлению одной из важнейших традиций подлинного Самодержавия — «симфонии двух властей».
Только решение центральной задачи религиозно-национального возрождения создало бы необходимые предпосылки для правильного решения всех остальных задач цель которых была бы та же самая — реставрация православной сущности души русского человека. Тогда все реформы не носили бы характер временных заплат, а носили бы единый целеустремленный характер проистекавший из идеи, которую Достоевский называет нашим «русским социализмом».
Тогда бы стало ясным, что после восстановления независимости Церкви важнейшей задачей является уничтожение власти бюрократии, созданной масоном Сперанским, которая уже в царствование Александра II подменила самодержавие царское, самодержавием бюрократии (см. что пишет по этому поводу в «Монарх. государственности» Л. Тихомиров, когда анализирует результаты произведенных Александром II реформ), каковое обстоятельство умело было использовано Орденом Р. И. для подрыва нравственного авторитета царской власти и ведения пропаганды и революционной работы. Представители интеллигенции, работавшие в большом числе во всех слоях бюрократии, в городских органах самоуправления и земствах широко использовали самодержавие бюрократии в целях свержения царской власти.
«Всякий великий народ, — пишет Достоевский в «Дневнике Писателя», — верит и ДОЛЖЕН ВЕРИТЬ, если он только хочет быть долго жив, что в нем-то, и только в нем одном, и заключается спасение мира, что он живет на то, чтобы стоять во главе народов, приобщить их всех к себе воедино и вести их, в согласном хоре, к окончательной цели, всем им предназначенной». «Я утверждаю, что так было со всеми великими нациями мира, древнейшими и новейшими, что только эта лишь вера и возвышала их до возможности, каждую, иметь свои сроки огромное влияние на судьбы человечества».
