– Я вырастил троих сыновей, ваше высочество, – вздохнул сэр Уильям. – Ильдиара, вас и вашего венценосного кузена. Вы были мне, словно родной ребенок, сэр Кларенс, я заботился о вас еще с младенчества, когда умер ваш батюшка. Неужели вы могли подумать, что я выдам своего сына? Только я один в ответе за то, каким вы выросли человеком. Я знал вас всю вашу жизнь, я знаю вас сейчас, и, что бы мне ни говорили, я все равно горжусь вами. Возможно, вы пытаетесь казаться всем, кто вас окружает, черствым и отчужденным, но я-то знаю, какой вы на самом деле... Я знаю, кто вы такой, ваше высочество...
– И кто же я? – с вызовом спросил принц-некромант.
– Вы – человек, который любит мою дочь.
– Что с того проку? – сквозь зубы спросил Магнус. – Ведь приехал ее жених...
– Думайте, сэр Кларенс, думайте. Стоило ли совершать то, что вы делали всю свою жизнь, чтобы потом отдать вашу любимую другому? Отдать ее другому, позабыв о том, как сильно вы ее любите? – Граф встал с кресла и указал на старый походный сундук. – Здесь лежат мои выходные вещи. Я уже такое не надеваю – возраст, сами понимаете, не до балов и выездов, но вот вы, молодой, могли бы...
Сэр Уильям поклонился и вышел из комнаты, оставив подавленного принца Ронстрада в полном одиночестве.
Кларенс действительно думал... Он думал о том, как любит леди Агрейну, о том, правду ли она сказала насчет своего желания выйти замуж за сына барона Фолкастлского... хе-х... Как могла его леди клюнуть на такого урода и грубияна?.. Стоит ли теперь чего-то его некромантская жизнь? Да. Стоит одного ее взгляда. Стоят ли те сведения, что он добыл, прощения? Да, стоят. Стоит ли имя предателя в коронном совете, чтобы принца крови Ронстрада стали уважать, как он того заслуживает? Да, непременно... Имя! Как он мог забыть! О боги, нужно срочно передать это имя! Но кому?!
В окно, словно услышав его мысли, вдруг постучали. Сэр Кларенс даже вздрогнул, так неожиданно это произошло. Он повернул голову. Еще секунду назад там никого не было, но вот на фоне витража обрисовался черный птичий силуэт.
18 сентября 652 года. Восток королевства Ронстрад. Бывшая юго-восточная граница. Порог Пустыни
Ильдиару де Ноту, графу Аландскому, определенно нравился его спутник. Лучшего компаньона для такого невеселого предприятия, как изгнание, тяжело было бы даже вообразить. Замечательный собеседник, Сахид Альири казался просто бездонным кладезем различных историй, легенд и даже стихов, управляясь со слогом, как заправский бахшиó[4]. Он рассказывал графу о ветрах, дующих над пустыней, о том, что каждый из них имеет свое имя и голос. О том, что где-то под песками, согласно легендам, живет ужасное огненное чудовище, а в самозабвенных поисках колдовской серы некоторые из тамошних магов роют жуткие норы-прииски, дна которым не видно. Его истории уносились к тем звездам, которые светят на небосклоне (Пустынник знал названия всех созвездий!), так же и ниспадали вниз вместе с теми, которые уже отгорели: он рассказывал и о земле. В Ан-Харе – лучшее масло и ковры, в Эгине – рыба и фарфор, в Харуме – эмали и бронза, в Келери – оружие и муслин, в Р’абардине – кони и рубины. Все это узнал граф де Нот от Сахида Альири, побывавшего, по его словам, во всех уголках пустыни. Казалось, что даже книги из библиотеки отца Ильдиара, старого лорда Уильяма, не вмещают в себе столько знаний, сколько хранилось в беловолосой голове восточного купца.
Граф получал огромное удовольствие от их бесед. Пустыннику они, должно быть, также нравились, поскольку с его губ практически не слезала легкая доброжелательная улыбка, а в глазах был неподдельный интерес в те мгновения, когда он слушал истории компаньона. Нужно отдать жителю востока должное, в число талантов и достоинств Сахида Альири входило и несравненное умение слушать собеседника, но что важнее – понимать его. Ильдиар, в свою очередь, делился со спутником всеми своими переживаниями, невзгодами и редкими моментами подлинного счастья, которые довелось ему пережить за недавнее время. Граф не считал нужным ничего скрывать, не предавался стеснению и робости и, впервые выразив все вслух, с тоской начинал осознавать, что счастье в его жизни подобно редкой выбившейся нити из полотна гобелена невзгод и серого существования. Так сказал бы склонный к витиеватым и сложным изречениям Сахид Альири.
